Книга Жажда любви, страница 19 – Элоиза Джеймс

Это небрежное заявление вызвало у Джеммы легкую тошноту. Пусть они живут врозь, но все же остаются мужем и женой! Кивнув, она подошла к стоявшему у камина креслу.

– Это одна из причин, по которым я должен просить ограничить вашу губительную деятельность, – заявил он, очевидно, тщательно выбирая слова. – В палате вот-вот начнется революция, возглавляемая молодым Питтом, [8] и я не хотел бы, чтобы моя личная жизнь стала всеобщим достоянием.

Похоже, он ждал ответа, поэтому Джемма сказала:

– По опыту я знаю, что спор в вашем представлении – дело исключительно одностороннее, поэтому можете продолжать и высказывать все, что пожелаете.

Бомонт нахмурился, но стал разглагольствовать о приличиях, парламенте и других скучных предметах. Джемма тем временем обдумывала очередную шахматную партию. Королевская пешка заперта…

– Джемма…

Она подняла глаза.

– Да, Элайджа?

При звуках его имени сердце странно дрогнуло, хотя муж терпеть не мог фамильярности. Что ни говори, а он красив. Жаль только, что жить с ним невозможно.

– Джемма!

Она снова встала.

– Позвольте мне подвести итог и перечислить ваши требования, Вы желаете, чтобы я в любой ситуации строго следовала правилам этикета. Вы предпочли бы, чтобы мой брат жил в своем доме, поскольку присутствие его незаконного сына здесь нежелательно. Мало того, вы, кажется, только что приказали мне отослать его, хотя я надеюсь, что ослышалась. Вы предпочли бы, чтобы я не развлекала любовников, не принимала братьев и не болтала с подругами. Я все верно поняла?

– Да, что-то в этом роде было бы весьма полезным для моей карьеры, не согласны?

– Абсолютно нет!

Она подошла к шахматному столику и всмотрелась в расставленные фигуры, словно обдумывая очередной ход, хотя, по правде говоря, сердце глухо колотилось от ярости.

Бомонт резко взмахнул рукой, но ничего не сказал. Джемма обернулась и оперлась о столик.

– Мой брат приехал погостить в дом, который считается не только твоим, но и моим тоже. Очевидно, за те годы, что я жила в Париже, ты очень возомнил о себе. Раньше ты не был таким узколобым занудой.

– Я требую… – буквально выплюнул он, – того минимума приличий, на который может рассчитывать любой мужчина. И прошу только, чтобы ты не позволяла вносить себя в столовую обнаженной, а также…

– Так эта история дошла и до Лондона? – рассмеялась Джемма.

– А вы воображали, что не дойдет?

– Но вы, надеюсь, знаете, что я не делала ничего подобного?

– К несчастью, истина здесь играет совсем незначительную роль, поскольку в слухах, наводнивших город, упоминалось именно ваше имя. Мало того, подробно описывались все детали, вплоть до размеров блюда и количества лакеев, потребовавшихся, чтобы поднять вас и отнести в столовую.

Он царапнул ее пренебрежительным взглядом:

– Я считал, что четверых вполне достаточно, но мне сказали, что лакеев было восемь.

Джемма беззаботно улыбнулась:

– Конечно, мои груди и бедра немного раздались с тех незабвенных дней, когда мы делили постель. Но я все-таки ради безопасности потребовала бы восемь человек. Однако, если быть точной, могу сообщить, что на серебряном блюде лежала Кэтрин Уорли. Мало того, это происходило даже не в моем доме. Уверена, что вы бы искренне наслаждались ее обществом: дело в том, что она – нечто вроде профессионального друга для людей вашего пошиба.

Его суженные глаза походили на два острых кинжала.

– Какая жалость, что я так с ней и не встретился! Хотя, полагаю, невозможность отличить свою жену от куртизанки, вроде мадемуазель Уорли, любого привела бы в замешательство.

– Сомневаюсь, что вы пришли бы в замешательство! – отрезала Джемма. – В конце концов, вы привыкли платить женщинам за привилегию лечь в их постель, не так ли? Тогда как я…

Стук сердца так громко отдавался в ушах, что она почти ничего не слышала.

– …сплю с мужчинами просто ради удовольствия.

Муж резко отвернулся:

– Эта ссора никуда нас не приведет! Я прошу лишь, чтобы вы не эпатировали весь Лондон. У меня много работы в парламенте. Понимаю, что это вас не интересует, но она для меня очень важна.

– Было время, когда меня интересовала ваша работа. Но это было до того, как я обнаружила, что ваша любовница находит ее столь привлекательной, что навещает вас прямо в здании парламента, чтобы обсудить текущую политику.

Бомонт нервно провел рукой по волосам.

– Ради Бога, Джемма. Неужели вы не можете это забыть? Мне очень жаль, что вы так неожиданно открыли дверь. Я все еще не могу поверить, что клерки пропустили вас в мой кабинет без предварительного предупреждения.

– Никогда не стоит недооценивать обаяние юной новобрачной, пожелавшей сделать супругу сюрприз.

– Мы уже обсуждали это раньше, – процедил он. – Одной из немногих радостей нашего брака за последние годы были весьма редкие ссоры во время моих визитов в Париж.

– Позвольте напомнить, что во время этих визитов вы никогда не оспаривали моих решений и не делал и вид, будто стыдитесь тех развлечений, которые я устраивала.

– Вы жили в Париже. Теперь вы здесь, в моем доме…

– И моем тоже. Я дома, и вам придется привыкнуть к этому. Я дома – вместе со своими сомнительными друзьями, незаконнорожденным племянником и позорными развлечениями. Я не была и никогда не стану достойной женой политика. Однако сделаю все возможное, чтобы приспособить полеты своей фантазии к вашим ограниченным, закоснелым понятиям. К счастью для вас, в данный момент у меня нет любовника… впрочем, я и не намереваюсь его заводить.

Очевидно, сейчас было самое подходящее время поговорить о супружеских визитах в спальню, но Джемма была слишком зла. Сумасшедший, неодолимый порыв бился в ее сердце: желание заставить его пожалеть о сравнении с куртизанкой, о намеках на то, что Джемма не способна разобраться в политике.

Последовало минутное напряженное молчание. Джемма уселась за шахматный столик, отказываясь взглянуть на мужа. Тот подошел и оглядел доску:

– Как я понял, вы играете?

– Мне еще предстоит найти партнера в этой стране. Впрочем, может, вы решите возобновить игру?

– Мои стратегические партии разыгрываются на более масштабной сцене.

Она подняла голову, и их взгляды встретились. Он и вправду красив: черные глаза, оттененные разлетавшимися бровями, прямой нос и четко очерченный подбородок, унаследованные от предков.