Онлайн книга «Запасной инстинкт»
|
– Где? А, это моя собака. – А чего это она такая? Лишайная, что ли? – Это такая редкая порода. Специальная. – Без шерсти, что ли? В одном кармане был бумажник, в другом ключи от машины. Полина достала бумажник и сунула Трое-польскому. Он взял, и она продолжила шарить. Ручка. Сложенный вчетверо листок бумаги. Десять копеек. Кажется, все. – А телефон? Паспорт? – Дома. – Точно? – Страсть какая-то, а не собака. И чего только не придумают, а? Собака на то и собака, чтобы в шерсти быть, хозяев охранять. А это? Разве ж это собака? – Такая порода. – Точно, не лишайная она? Прямо у Полины перед носом были гранитные плиты пола и его ноги без носков, всунутые в старые кроссовки. Она отвела глаза и поднялась, сразу оказавшись одного с ним роста. – Арсений Михайлович, так чего мне делать-то? – Что хотите. Если вам ничего не нужно, выбросьте. – Выбросьте, – пробормотала консьержка с презрением к богатым недоумкам, вроде Троепольского, которые время от времени начинают “чудить”, – как бы не так! Такие вещи, да выбрасывать!.. – Пошли. Извините нас, Эдита Карловна. – За руку он потащил Полину к лестнице, и примерно на середине пути она выдернула руку. – Ты что? С ума сошел? – А что такое? – Да ничего такого! Зачем ты все… выбросил? Арсений Троепольский не мог сказать Полине Светловой, что выбросил все потому, что в его доме от этих вещей невыносимо воняло тюрьмой, и, как выяснилось совсем недавно, он просто не в состоянии жить в этом запахе. И он сказал: – Какое тебе дело? Собака Гуччи из-под ее локтя посмотрела на него укоризненно. Гуччи не понравился его тон. – Да мне никакого дела до этого нет, но тебя три дня продержали в кутузке. – И что? У меня теперь подмоченная репутация? Эдита Карловна не сможет подарить мои штаны своему сыну по идейным соображениям? – А то, что приедут менты, и она им скажет, что от одежды, в которой ты был у Феди, ты моментально избавился. И что тогда? Она была права, и от ее правоты он раздражался все сильнее. – И что? – Ничего. У тебя будут неприятности. – У меня и так их полно. Заходи. Он пропустил Полину в квартиру, захлопнул дверь, обошел ее и исчез. Гуччи затряс ушами и посмотрел на Полину с вопросительной укоризной. “Он просто хам и совсем не джентльмен, – вот что выражали выпученные Гуччины глазки. – Зря ты с ним связалась”. – Да я и не связывалась, – прошептала Полина и ссадила собаку на пол. – Что? – Троепольский стоял в дверях, вид у него был крайне раздраженный. – Тебя давно отпустили? – Два часа назад. – Почему ты никому не позвонил? – Кому, например? – Сизову. Или… мне. – Почему я должен вам звонить? – Ты не должен, – тихо ответила она, – но мог бы. – Ну хочешь, – предложил он, – я тебе позвоню. Прямо сейчас. Она ехала и мечтала утешать его, если он окажется дома. Адвокат, с которым она разговаривала накануне, уверял, что в ближайшее время Арсения непременно выпустят, ибо держать его дальше “под стражей нет никаких законных оснований”, и она поехала на свой страх и риск, изо всех сил надеясь, что его уже выпустили. Арсения выпустили, но о том, что его нельзя утешать – никому не позволено, – она забыла. Его никогда нельзя было утешать, он не давался. – Ты на машине? Полина посмотрела на него – бледный, смуглый, заросший, очень раздраженный. – Конечно. – Я сейчас оденусь, и ты меня отвезешь на работу. Кстати, тебе тоже неплохо бы на работу сходить. – Мне нужно с тобой поговорить. – О чем, черт возьми?! – О Феде. Тут он внезапно повернулся и ушел, а Гуччи, семеня тонкими лапами, подбежал и прижался к Полине, как актриса мелодраматического жанра. Полина подхватила песика и отправилась разыскивать шефа в недрах его собственного жилья. В отличие от Феди Троепольский вовсе не считал, что должен опроститься и снизить потребности не просто до нуля, а прямо-таки до абсолютного нуля. У него была просторная и в меру уютная квартира, очень мужская и приспособленная только для одного человека. Полина всегда чувствовала себя в ней не то чтобы странно, а как-то… не на месте, что ли. Лишней как будто. Впрочем, она и была здесь лишней. Троепольский в спальне ожесточенно рылся в шкафу и на Полину даже не взглянул. Она постояла-постояла в дверях, вошла и села на плетеную корзину, которая помещалась в ногах императорской кровати. Гуччи трясся у нее на руках, лохматые уши дрожали. Троепольский мельком глянул на них и продолжал рыться. – Зачем ты его сюда приволокла? – Он все время со мной. Он один не может. – Здорово, – оценил он. – Что ты ищешь? – Очки, черт возьми! – В кресле лежат какие-то очки. – Они мне не подходят. Не мог же он сказать ей, что это те самые, в которых он был в кутузке, и теперь вряд ли он сможет когда-нибудь их носить! Надо было выбросить их вместе со всем остальным барахлом, а он пожалел. Полина смотрела ему в спину – длинная мужская спина с цепочкой позвонков. – Арсений, поговори со мной, пожалуйста. – Я говорю. – Что случилось? Ты понимаешь, что случилось? Он наконец нашел очки, нацепил их и посмотрел на нее – так, что она непроизвольно подвинулась на плетеной корзине. Гуччи тоненько заскулил. – Я понимаю, что случилось. Федьку убили. – Зачем?! За что?! – Вот этого, – сказал он любезно, – я как раз не понимаю. – У него что-то украли? – У него нечего красть. Компьютер на месте, а больше у него ничего нет. – Ты… посмотрел? – Нет. Я не смотрел. Но красть у него нечего. – А с компьютером?.. Все в порядке? |