Книга Запасной инстинкт, страница 23 – Татьяна Устинова

– Когда ты видела племянницу?

– Три дня назад. Когда ты… к Феде уехал. Она за ним заезжала, а его не было, и тебя не было.

Троепольский откинул голову и снизу вверх посмотрел на Полину, и она посмотрела в его перевернутое лицо.

Вот черт побери.

– Почему ты мне не сказала? – Что?..

– Что за Федей заезжала племянница.

– Троепольский, ты что? Дурак? Какое это имеет значение, заезжала она или нет?

Он вдруг подумал, что это имеет огромное значение.

– Последний раз она заезжала лет восемь назад, еще в старый офис. С мамашей. А тут вдруг приехала, и именно в день его… убийства.

Он выговорил это слово, как-то странно Складывая губы, и Полина вдруг подумала уныло – никто никогда не любил тебя так, как я.

Вот до чего дошло.

– Она сказала, что они ужинать собирались или куда-то пойти. В кино, что ли. Я забыла.

– У тебя есть ее телефон?

– Телефон? – поразилась Полина. – Фединой племянницы?!

– Ну, не моей же! – сказал Троепольский нетерпеливо, отвернулся, и ей стало легче дышать. – У меня где-то есть телефоны матери или сестры. Наверное, надо позвонить…

– Наверное.

– А это тогда кто? Если не племянница? – И он опять стал перебирать фотографии. Краски были сочными, а лица счастливыми.

– Подружка?

– Полька, ты когда-нибудь видела, чтобы он фотографировался с подружками? И вообще, его подружек ты видела?

Полина призналась, что, пожалуй, нет.

– А я видел, – заявил Троепольский. – Фотографировать их не было никакого смысла. Во-первых, они все на одно лицо, во-вторых, для фотографирования совершенно непригодны.

– А для чего пригодны? – наивно спросила Полина, которая и вправду не поняла.

Троепольский объяснил – для чего, очень точно и ясно сформулировал, это он умел.

– А тут явно не проститутка. – И он помахал фотографией у Полины перед носом. Она проследила за его рукой.

Ее не интересовали Федины снимки, и она не понимала, почему они интересуют Троепольского.

Ее интересовал договор, на котором кто-то написал черным фломастером: “Смерть врагам” – и то, как он попал к Троепольскому в спальню.

Она была уверена, что, как только узнает ответ на этот вопрос, узнает ответ и на все остальные – имя врага вдруг проступит на поверхности, как детская переводная картинка проступает из-под туманного слоя скользкой и мокрой бумаги.

– Где ты взял договор с Уралмашем, который я у тебя видела?

– Не знаю, – сказал он быстро, и Полина поняла – соврал. Опять.

Зачем?! Зачем?!

– А почему ты спрашиваешь?

– Потому что это странно – макет пропал, а договор почему-то оказался у тебя дома! Ты же никогда не берешь домой бумаг!

– Не знаю, – повторил он упрямо, – понятия не имею.

Он врал, и это пугало ее ужасно!

Он не мог быть причастен, она точно знала, что не мог, но почему-то он врал! Что он задумал? Имело ли это отношение к Фединой смерти? Или он впутался во что-то такое, из чего не знает, как выбраться? И тогда Федина смерть – только начало?!

На столе тренькнул телефон, и они оба вздрогнули, словно Федя мог позвонить с того света. Они посмотрели друг на друга и на аппарат, который опять нетерпеливо тренькнул. Полина протянула было руку, но Троепольский опередил ее.

– Я сам.

– Арсений Михайлович? – спросила в трубке Шарон Самойленко. – Это вы?

Троепольскому ничего не оставалось делать, как признаться, что это он.

– Вам Грекова звонит, – сообщила Шарон. “Звонит” она произнесла с ударением на первый слог, разумеется. Троепольский поморщился – он не мог слышать ничего такого.

– Какая Грекова?

– А такая, что покойника нашего родная сестра Галина. Она звонит. Будете говорить или не будете?

– Да. Буду, – и, закрыв трубку рукой: – Полька, если вы завтра не найдете ей замену, я ее убью, меня посадят, контора развалится, и вы все останетесь без работы и без зарплаты. Здравствуйте, Галина, это Арсений Троепольский.

– Арсений! Господи, какое несчастье!

– Да, – согласился Троепольский, – несчастье.

– Мы остались совсем одни, сироты. У нас был только Федя, и его не стало! Арсений, кто мог… как мог… такой чудесный, чудесный был человек.

– Чудесный, – опять согласился Троепольский. Полина стояла у него за спиной, Гуччи как будто придвинулся – сопение раздавалось прямо у него над ухом. Троепольский слегка повернул голову и оказался нос к носу с китайской хохлатой. Она – он то есть – выкатила глаза, подумала и лизнула его в щеку. И когда его лизнула китайская собака, ему вдруг полегчало – так, что он даже смог слушать рыдание Фединой сестры в трубке, оставшейся “сиротой”.

– Гуччи! – перепуганно прошептала Полина и отдернула мохнатую морду от щеки Троепольского. Напрасно она перепугалась – он совсем не сердился.

– …что нам теперь?! Как нам теперь?! Как мы станем жить?! Из-за… из-за какого-то негодяя! Мой брат, мой родной брат!

– Галина, вы… успокойтесь, пожалуйста.

– Как я могу успокоиться, Арсений! Наша жизнь кончилась! Мы теперь никому не нужны, совсем никому! Кто это сделал? Скажите мне, кто это сделал?

– Я не знаю, – сказал Троепольский, морщась. – Я попробую узнать.

– Ко мне приходила милиция, – прорыдала Федина сестра, – задавала мне вопросы! Господи, они думают, что я знаю, кто его… убил!

Милицейский майор Никоненко Игорь Владимирович упек Троепольского в кутузку – именно потому, что думал, что Федю убил именно он. И вопросы всякие задавал, и смотрел насмешливо, и даже его брови выражали, что он не верит ни одному слову, которыми тот пытался оправдываться, и что дело за малым – поймать его на чем-нибудь, “зацепиться”, как говорят в детективных сериалах, и больше Троепольский “не отмажется”.

“Бандит должен сидеть в тюрьме”, – энергично говорил Глеб Жеглов, и Троепольский был с ним полностью согласен до тех самых пор, пока в роли бандита не оказался сам. А про себя он точно знал, что он – не бандит.

– Вы должны нам помочь! – выдохнула в трубке безутешная Федина сестра. – Вы столько лет знали Федю! Вы… вы просто обязаны!