Книга Война Цветов, страница 65 – Тэд Уильямс

— Передай привет матушке, — с новой улыбкой сказал мальчик.

Чемерица лишь буркнул что-то в ответ. Он ни разу не оглянулся и не сказал ни слова, пока они не вышли из этой парилки в коридор, где стало гораздо прохладнее.

— Все, что когда-либо писалось о выращивании Ужасного Ребенка, — правда, — проронил он тогда. — Он чудовище.

— В таком случае вы получили то, что хотели — не так ли, милорд?

— Надо сказать ей, Тео. Сам знаешь, что надо.

Он ничего говорить не хотел, предпочитая смотреть в окно на ночные улицы. Здания, отделанные бронзой, яшмой и черными стеклами, поражали воображение даже здесь, на окраине, за мили от башен-небоскребов.

Джонни Баттистини как-то ездил в Японию — запасным ударником при металлистской группе, знававшей лучшие времена. «Парик на меня напялили, Тео — вылитая Филлис Диллер* [23] !» Рассказов об этом Джонни хватило на много лет. Тео, слушая его, всякий раз досадовал, что Джонни не может толком описать Токио и объяснить, почему этот город произвел на него такое впечатление. Вспоминал Джонни охотно, особенно в послерепетиционной марихуановой дымке, но говорил всегда примерно одно и то же: «Стремно, в общем. Вроде город как город, а на самом деле ни на что не похоже. А им самим хоть бы хны, вот это и есть самое стремное».

«Теперь я тебя понимаю, Джонни». Тео испытал острый приступ ностальгии — точно нож, убивший кузена Пижмы, вспорол его самого, оставив беззащитным перед странностями этого нового мира. Впервые в жизни Тео недоставало Джонни Б. по-настоящему. Тот выдал бы что-нибудь вроде «Ни хрена себе местечко!», и все сразу стало бы проще.

Если бы не диковинные существа, живущие тут как ни в чем не бывало, словно нормальные люди из мира Тео, он затруднился бы определить, чем же это Город так странен. Здания, пускай необычные, все-таки укладывались в пределах понимания: несмотря на соединяющие их паутинные переходы и прозрачные мерцающие фасады, они не слишком отклонялись от норм человеческого строительства и словно отрицали тот факт, что некоторые жители здесь умеют летать. Освещение, конечно, было другое — теперь Тео и его рассмотрел получше. Лимузин, выбравшись из затемненного, застроенного складами района, катил теперь по улицам с магазинами, театрами, клубами и ресторанами, сплошь в декоративных лунах и яблоках — к празднику урожая, должно быть; вывески светились вовсю, но бледно-зеленые, серебристые и серые тона придавали самым ярким трубкам и лампочкам призрачный, неземной характер. Впрочем, дело было даже не в них самих, а в самом свете страны эльфов, под которым смертные теряют сначала дорогу, а потом и душу...

— Тео! — Шепот Кочерыжки уже вряд ли соответствовал определению «шепот»: ему казалось, что она засунула голову к нему в ухо. — Скажи ей.

— Почему бы ей просто не высадить нас у дома этого Наперстянки?

Кочерыжка шикнула с удивительной силой — Тео точно велосипедный насос вставили в евстахиеву трубу. «Ну и голосина для такой крошки, — поморщился он. — Прямо сержант шестидюймовый».

— Мы туда и близко не сунемся! Говорят тебе, я ему не доверяю. И вообще не называй никаких имен!

Тео бросил взгляд на Поппи — та сидела, откинувшись на спинку сиденья, и слушала музыку. Глаза закрыты, на губах легкая улыбка, рука по-прежнему крепко сжимает руку Тео.

— Ну ладно — почему бы ей тогда не высадить нас у места, куда нам в самом деле надо?

— Потому что чем больше она знает, тем для нас опаснее — да и для нее, если ты, к примеру, самоубийца и на меня тебе тоже наплевать. Если она ничего знать не будет, то ничего и не скажет. Пусть высадит нас в Длинных Тенях, и дело с концом.

Тео с удовольствием поспорил бы, но понимал, что Кочерыжка права.

— И когда же нам выходить?

— Прямо сейчас. Выйдем и пересядем на автобус.

— На автобус? Господи, поезда еще куда ни шло — так тут еще и автобусы.

— Да заткнись ты! Выдать себя хочешь, что ли? Скажи ей. И не смотри на меня. Не думай, что я опять все улажу, а ты как бы ни при чем останешься. — Кочерыжка слетела с его плеча и села на дверную ручку, упершись спиной в ее мягкий изгиб и свесив крылышки. — Давай, — уже не шепотом, а в полный голос сказала она.

Поппи открыла глаза.

— Извините. Здесь гораздо приятнее ехать, чем в поезде. У отцовского управляющего, конечно, припадок будет — он хоб старой школы, и каждый раз, когда я трачу лишний пенни, ему как волосок из попы выщипывают. — Она хихикнула. — Вы, наверно, считаете меня ужасной сквернословкой, Тео.

— Поппи... — Тео очень не любил быть мерзавцем. Он охотно придумал бы какую-нибудь полуправду, но Кочерыжка так и ела его глазами, скрестив руки на груди. — Поппи, нам нельзя ехать с вами до самого центра. Высадите нас, пожалуйста, здесь.

— Как так? — Она перевела взгляд с него на Кочерыжку — та только плечами пожала. — Куда это вы собрались?

— Нам нужно... в много разных мест. Вы и так уже подвергаетесь опасности — потому только, что знакомы с нами и помогаете нам. Мы не хотим, чтобы стало еще хуже.

— А я думала... — Лицо Поппи стало жестким. — Вы просто использовали меня.

— Да нет же, Поппи, клянусь вам...

— Я для вас ничего не значу, совсем ничего. Просто вы притворялись, чтобы попасть в Город. Зря я не позволила констеблям забрать вас. — В тусклом свете салона ее лицо казалось меловой маской, где темнели только глаза и дрожащие губы. — Вы, наверное, действительно убийцы. Да нет, где там — для этого по крайней мере нужно быть отчаянными. Обыкновенные воры, мелкие, гадкие воришки. — Она застучала по перегородке, отделявшей их от шофера. — Останови!

— Прошу прощения, госпожа? — отозвался невидимый дун.

— Останови карету! Эти двое выходят.

Лимузин отделился от потока медленного движения и причалил к тротуару. Дверца, на ручке которой так и сидела Кочерыжка, беззвучно распахнулась. Вывеска какого-то казино заливала мостовую серебристо-голубым светом.

— Послушайте, Поппи, мы очень благодарны вам — я вам благодарен, — начал Тео. — И вы мне по-настоящему нравитесь. Я считаю вас...

— Круглой дурой. Глупой маленькой девочкой. Выходите. Отправляйтесь хоть в Колодезь, мне дела нет.

Кочерыжка, практичная, как всегда, уже парила над тротуаром. Трое молодых огров, проходя, заглянули в лимузин.

— Привет, тычиночка! — сказал один, скрючившись пополам и пытаясь просунуть здоровенную голову внутрь. Кулачищи, как окорока, запах, как из заводской сточной трубы. — Развлечься хочешь? Снизошла от цветочных чертогов к серым работягам?

— Если ты дотронешься до моего экипажа, — процедила Поппи, — если хоть на стекло дохнешь, я прикажу убить не тебя, а твою семейку. Всех до единого. — Огр заморгал. — Объясняй потом соседям, что мамаши, папаши, братишек и сестренок не стало из-за того, что в твоей башке завелась пара глупых мыслей. Поработай ей и реши, стоит ли тебе связываться с домом Дурмана, серое животное.