
Онлайн книга «Влюбленные безумны»
– Воля ваша, ваше сиятельство, только старосте-то вы не отказали, – хитро посмотрел на него парень. – И определение-то уже вышло. А в солдаты другого забрили. – Вижу: ловок. Ладно, оставайся. Ступай, скажи, чтобы приготовили мои комнаты. – Вы бы, ваше сиятельство, известили загодя, все б уже готово было, – с обидой сказал Алешка. – Не ждали вас. – Как так: не ждали? – удивился он. – После того, что случилось, – и не ждали? – А что бы вам здесь делать, ваше сиятельство? – парнишка оказался словоохотливым. – Вы, говорят, теперь с самим государем чаи распиваете. – Что мелешь? – недовольно поморщился он. – Так ведь люди говорят… Парень хотел было идти в дом, но он его остановил. – Пошлешь кого-нибудь в усадьбу Соболинских. – Да я и сам слетаю, ваше сиятельство! – Я уж понял, что ловок, – усмехнулся он. – Что ж, езжай. Постой, я напишу. Алешка с готовностью подставил спину, на которую он положил листок и с нарочитой небрежностью написал несколько слов, после которых, он был уверен, господин Соболинский непременно захочет дать ответ. – Отдашь в руки хозяйскому племяннику, Сергею Михайловичу. И никому более. Понял? – Какой же он теперь племянник? – удивился Алешка. – Федосья Ивановна-то на днях померла! – Федосья Ивановна умерла?! – Вчера и похоронили. – Вот как… Значит, хозяину отдашь. И вот еще что… Где ее могила? – Там же и похоронили, ваше сиятельство, на погосте, где все Соболинские лежат. – Постой… Почему графиню похоронили в имении Соболинских?! – Какую графиню? – вытаращил глаза Алешка. – Мою жену. Ты только что сказал, что ее похоронили на погосте, где лежат все Соболинские! – Так я то про Федосью Ивановну сказал! Графиню-то откуда, ваше сиятельство? – Ты что, совсем дурак? – рассердился он. – Никак нет! – парень вытянулся в струнку и замер. Видимо, был научен, что если хозяин сердится, так ему лучше не перечить, а терпеливо и молча снести все. Даже если бить станет, все одно терпеть и молчать. – Я спрашиваю тебя о моей жене, о графине Александре Васильевне! Где ее похоронили? – Так ведь разве она померла?! Вот не знали, ваше сиятельство! – Алешка и самом деле чуть не заплакал. – Вот беда, так беда! Когда ж успела? Вчера только сидела на бережку, холстину красками пачкала. Сам видел. Я уж, простите, ваше сиятельство, больно любопытный. Не удержался, подплыл в лодке-то и глянул: что там барыня делают? – Что ты несешь?! На каком бережку?! Какую холстину?! Ее убили с месяц назад! Разбойники напали на ее карету! Алешка захлопал глазами, видимо пытаясь что-то сообразить. Он схватил мальчишку за грудки и затряс, крича при этом: – Я тебя спрашиваю: где ее похоронили?! Все ли сделано, как должно?! Где староста?! Отвечай!!! – Да я в толк не возьму, барин, о чем вы! – заплакал Алешка. – А что она в дом свой не едет, так в том не наша вина, хоть убейте! У сестры своей живет, в Иванцовке! Что ж было бежать за ней, сюда звать? Так ведь сами знаете: хозяин – барин… Ну не хочет она сюда, – заныл парнишка. – Так ни разу и не была… – Как ты сказал? В Иванцовке… у сестры… – он внезапно охрип. Руки его сами собой разжались. – Ступай… Позови мне кого-нибудь… От ворот к ним уже колобком катился запыхавшийся староста, видимо, камердинер Федор зря времени не терял. Пока хозяин допрашивал Алешку, кто-то из дворовых сбегал в деревню. – Ваше сиятельство… – еще издалека слезно заговорил староста. – Вы уж не гневайтесь, коли мы в чем виноваты… За все до копеечки готов отчитаться… И про Алешку не гневайтесь… Коли вы бы мне сразу отказали… – Оставь, – с досадой сказал он. – Отвечай мне: правда, что графиня жива? Староста заморгал глазами, видимо, прикидывая, как сказать, чтобы еще больше не рассердить хозяина? – Я говорю про графиню Александру Васильевну! Говори правду! – прикрикнул он. – Так ить… мы так и поняли. Вы уж не гневайтесь, ваше сиятельство. Кто его знает, что там меж вами вышло? – хитро посмотрел на него староста, круглый и сдобный, как масленичный блин, мужик с окладистой бородой. – Вы господа, вам и воля. А мы что? Как сказали, так и сделали. От вас ведь никаких распоряжений на сей счет не было. А графиня молодая и не заезжала. И за мной не посылала. И денег, ваше сиятельство, не просила. Неужто бы я ей отказал? – с обидой спросил староста. – Давай по порядку, – велел он. – С месяц назад моя дочь написала ко мне, что моя жена, графиня Александра Васильевна, умерла. Что ее… – он слегка запнулся, – убили напавшие на карету разбойники. Тело ее кучера, Федота, которого тоже убили, привезли в Петербург, в мой дом на Фонтанке. А графиню, как мне сказали, похоронили здесь. Было это? – В толк не возьму, о чем вы, ваше сиятельство, говорите! Когда она приехала, я не знаю, Богом клянусь! – староста торопливо перекрестился. – Только по уезду вдруг слух прошел: графиня-то молодая здесь! У сестры живут! Потом сказали, что видели ее. С господином Соболинским они ехали, в его коляске. Наши, деревенские, их видели. – С господином Соболинским?! Он оглянулся: где ж Алешка? Но того уже и след простыл. – Вели заложить коляску! – Так ведь, ваше сиятельство… – Черт с ней, с коляской! Лошадь под седло! Живо! Кто-то тут же метнулся на конюшню, а пространство перед домом стало быстро заполняться людьми. – Барин приехал! – мигом разнеслось по усадьбе. «Она жива… Жива…, – думал он, нетерпеливо погоняя лошадь. Все тотчас оказалось забыто. – Она жива… Больше ничто не имеет значения… Главное, она жива… Нет, это не может быть правдой… Это было бы слишком большое счастье, которого я не заслуживаю… Этого не может быть…» Он не помнил, как доехал до Иванцовки, и, замирая, спросил у бросившегося к нему, чтобы принять лошадь, мужика: – Графиня Александра Васильевна что, дома? – Их сиятельство на прогулке, – важно ответил тот. – А… где? В саду? Или… уехала куда? – Видать, опять к озеру пошли. Любимое их место. Он торопливо пошел по тропинке в сад. – Да вы погодите, барин! – крикнул ему вслед мужик. – Вам ее сейчас отыщут! Доложить же надоть! Барин! Да неладно так-то! – Оставь, – отмахнулся он. Голубое платье он увидел издалека. Сердце замерло: «Неужели она? Она!» Шаги его сами собой замедлились. Он подошел к жене, все еще не веря, что такое возможно, что слух о ее смерти оказался ложным. Александра, никого и ничего не замечая, склонилась над мольбертом, накладывая на холст быстрые короткие мазки. Он какое-то время стоял рядом, не в силах сказать ни слова. Ему довольно было просто смотреть на нее. Вот она вздохнула, отложила кисть и с досадой посмотрела на холст. Потом обернулась. |