Книга Островитяне, страница 23 – Наталья Андреева

— Почему это? — запетушился Сева.

— Не всякая захочет с тобой возиться. Стать тебе матерью, нянькой, любовницей, кухаркой, прачкой, да еще и терпеть твои стенания по поводу того, что тебе чертовски не везет в жизни. Что Фортуна тебя не балует. На самом деле, ты имел стартовую площадку, о которой можно только мечтать. Но ты никак не можешь этого понять и оценить. Так и тебя не поймут. Женщины любят победителей, запомни. А не тех, кто разбазаривает добро, не ими заработанное, да еще и ноет при этом.

— По-твоему, меня и любить-то не за что? А, может я хороший человек? Мягкий, добрый. Не жадный.

— Может, — пожал плечами Сергей. — Но ты нытик. И прости, конечно, но ты ничего в жизни не добьешься. И не потому, что тебе не везет.

— А почему?

— У тебя к ней неправильное отношение. Ты -рыбка, которая привыкла к тому, что с неба прямо ей в рот сыплется сытный корм.

— Какая еще рыбка? — обиделся Сева.

— Шучу. Извини. А той бабе я скажу, чтобы молчала. Это не пойдет дальше. Хоть спасибо скажи. — Сергей заметил, что он обиженно засопел и рассмеялся: — Ну, ну. Перестань. Хочешь, мы поговорим об этом?

— Иди ты…

— Как хочешь. Понимаю: я — это я. Но могу порекомендовать хорошего специалиста.

— Какого специалиста? — насторожился Сева.

— Как какого? Психотерапевта!

— Нет у меня никаких комплексов! Отвяжись!

— Нет, так появятся. Если будешь упрямиться.

— Я лучше возьму на работу секретаршу с внешностью фотомодели. Как у тебя.

— Я не по этому принципу подбираю персонал. Внешность секретарши меня не интересует.

— То-то они у тебя все, как одна, длинноногие блондинки! Жена не ревнует?

— Гражданская жена. Не забывай. Я не обязан перед ней отчитываться.

— Значит, ты не запрограммирован на брак, как я? — с иронией спросил Сева. — Только советы давать? Или тоже: комплексы?

— А вот это тебя не касается. Со своими проблемами я как-нибудь разберусь сам.

«Как жаль, что в детстве мне купили собаку! -думал порою Сева. — Ведь я же ее не хотел! Я хотел досадить Сергею! В итоге мучил бедное животное, забывал с ним гулять, наказывал, когда собака не выдерживала и гадила прямо в квартире. Я мстил ей за то, что не она была мне нужна, а чтобы Сергею было больно. Я делаю все для того, чтобы мне завидовали, а в итоге оказываюсь в проигрыше. Потому что потом я завидовал Сергею, что у него нет собаки. Следовательно, нет таких проблем, как у меня. Ведь надо было с ней что-то делать! Ее же, в конце концов, усыпили! Я довел собаку до того, что она меня укусила, и убедил маму в том, что животное сбесилось. Господи, о чем я думаю! Это же полный бред!»

Он так и не нашел женщину, которая бы его поняла, Сергей оказался прав. Все они бежали, обозвав его занудой. И маменькиным сынком. После поездки за город, в родительский особняк, отношения разлаживались. Мама страстно хотела, чтобы он женился, она хотела внуков. Но как только приезжала очередная претендентка на руку и сердце ее единственного сына, начинала вести себя странно. Будто бы все ее слова о внуках и семье были притворством и вот, наконец, показалось истинное лицо. Ревнивой женщины, собственницы и ко всему прочему истерички, чьи капризы терпеть просто невыносимо! Родным невыносимо, что уж говорить о человеке постороннем!

— А чего еще ожидать от женщины, которая всю жизнь посвятила тебе, сынок? — вздыхал отец. — Этого уже не изменишь.

— Но мне-то теперь что делать? Ты представляешь, каких трудов мне стоило зацепить эту женщину? Мы уже два месяца вместе! И то я подозреваю, что причина тому — моя квартира в центре Москвы! Сам посуди, мне уже тридцать с ба-альшим хвостиком. Мои ровесницы или те, которые чуть помладше, если они красивые, умные, работящие, все уже давно разобраны. Они замужем, либо разведены, но у них есть дети. Будет моя мама терпеть чужих детей? Нет! Ты это знаешь! Она каждый раз повторяет, что свое это — свое, а чужое — это чужое. С девчонкой двадцати лет мне делать нечего. Разве только детей. Но молодые и не торопятся. Да и не будет она терпеть мою родительницу, эта девчонка! Кто в таком возрасте будет терпеть? Когда вся жизнь впереди и вокруг столько соблазнов! А я, между прочим, очень жениться хочу! Семью хочу, детей. Сергей сказал, что я запрограммирован на брак. Так какого черта, спрашивается? А? Почему мне так не везет?

— Сева, тут я бессилен, — разводил руками отец. — Я, конечно, с ней поговорю… С мамой…

— И она, конечно, покается. Но в следующий раз все повторится в точности. Только я боюсь, что следующего раза не будет. Где мне прикажешь с ними знакомиться? В клубе «Кому за тридцать»? По интернету?

— Обратись к Сергею.

— Но я не могу все делать через него!

— Терпение, сынок. Ты плохо выглядишь. У тебя нервы.

— Я просто устал. В моей жизни нет ничего хорошего. И такое чувство, что уже не будет. Это вы во всем виноваты!

— Сынок…

Рефлексирующий интеллигент начинал злиться. И интеллигентно пить. Виски или коньяк, в гордом одиночестве, положив перед собой открытый на середине труд какого-нибудь философа. Пил он по схеме, которая не поддавалась законам логики. В будни, а не по входным. С утра, а к вечеру начинал раскаиваться, трезветь, варить кофе и мерзнуть под ледяным душем. В шесть часов вечера, когда его сотрудники уже подумывали расходиться, ехал в офис, работал ночью, а утром снова начинал пить, чтобы после обеда раскаиваться.

Самым трезвым, то есть, как стекло, Сева был в праздники. Пик его раскаяния приходился на Новый год. Только бокал шампанского под звон курантов, а на Рождество — томатный сок, Восьмого марта — лишь одеколон для наружного применения и ни грамма внутрь ничего спиртосодержащего. Это называлось у него «синкопа». Стоило учиться в музыкальной школе! Термин-то был оттуда! Перенос ударения с сильной доли на слабую. В то время, когда другие пили, он был трезв. Когда другие работали, он рефлексировал и впадал в отчаяние. Когда отдыхали, он бросался работать и в своем офисе сидел в гордом одиночестве. Его сотрудники сходили с ума от такого графика шефа, немногие это выдерживали, и текучесть кадров в фирме была огромная. Он мог потребовать отчет в полночь, а годовой баланс — в момент, когда на столе Рождественская индейка. А когда самый сезон продаж и на работе запарка, уйти в «дневной» запой. Но ведь нормальные люди решают проблемы в светлое время суток!

Сева ничего не мог с собой поделать. Он жил синкопой. Когда другие не видели выхода из создавшейся ситуации, он вдруг словно просыпался. Например, сейчас. Ему вдруг захотелось совершить подвиг, когда было время впасть в отчаяние, оцепенеть, или, в конце концов, просто дождаться, когда пустят лифт. Как советовал Артур. Но Сева уже почувствовал: это синкопа, нашло. В нем проснулся дух неповиновения. А может, это потому, что Сергея больше нет? В коридоре он не удержался и бросил взгляд на мертвеца. Теперь Сергей лежал на спине, выражение его лица было удивленное. «Что? Не ожидал такого поворота событий? — злорадно подумал Сева. — А ты говоришь — рыбки!» Впервые в жизни он Сергею не завидовал. Все. Кончилась жизнь лучшего друга, самого серьезного соперника, кончилась и зависть.