Онлайн книга «Стикс»
|
Инночкины родители не знали, что делать с ребенком. Растить вместе с матерью-одиночкой — позор, всю жизнь люди будут помнить и шептаться за спиной, оставить в роддоме — тоже будут шептаться. Но оставить оно проще, потому как пошепчутся и забудут. Пусть уж сама решает. Ничего не предвещало того, что эта ночь будет беспокойной. С вечера, правда, Инночка жаловалась, что тянет живот и сильно болит поясница. Но подумали — протерпит до утра, а там, Бог даст, родит сама. Женщин в Р-ском роддоме в это время лежало немного, словно все беременные на последнем месяце решили переждать, пока кончатся новогодние праздники, встретить их дома, а потом уж рожать. Врачи тоже разбрелись по домам в преддверии Нового года. Правда, привезли в обед еще одну женщину, осмотрев которую Щукин Петр Сергеевич долго качал головой: — В сорок с лишним лет в первый раз рожать, это вам… Да-с… Будут проблемы. Женщина к тому же была субтильная, с узкими бедрами и руками настоящей городской аристократки, хотя привезли ее в роддом из поселка Горетовка, что в тридцати километрах от Р-ска. По слухам, которыми тут же наполнилась больница, в сорок лет вышла она, городская, замуж за деревенского, за горетовского агронома, нашла, мол, свое позднее счастье. Этот агроном привез ее в поселок из столицы, где был как-то в командировке, на совещании. И вот спустя два года она собралась рожать своего первого ребенка. Вроде бы у женщины уже начинались схватки, но Щукин рассчитывал, что так же, как и Инночка Мукаева, она протерпит до утра. — Первые роды скорыми не бывают. А у нас обе первородки. Да-с. Хотя одной семнадцать, другой сорок с лишком. — После этих слов Петр Сергеевич посетовал на выпавшее под праздник дежурство и пошел вздремнуть в свой кабинет, на диванчик. Подняла доктора часа в три ночи нянечка, энергично тряся на плечо: — Петр Сергеич, вставайте! Петр Сергеич! Инночке совсем плохо! Да и та, другая, тоже, похоже, рожать собралась! Когда Щукин узнал, что у Инночки отошли воды, то пришел в ужас. Настоящих схваток так и не было, и ребенок мог задохнуться. Пробовали колоть стимулирующие препараты — не помогло. Инночка никак не хотела рожать сама. Или не могла. — Кесарить! — решил Щукин. — Срочно вызывайте бригаду! А я вторую пока осмотрю. Как опытный врач, Петр Сергеевич понял все сразу: — Давно мучаешься? — Со вчерашнего утра. — А что ж ты молчала?! У тебя уж скоро головка покажется! Ну, женщины! Русские женщины! Это ж надо! В родильную ее, живо! Вот теперь все поняли, что ночь будет бурной. Вызванная в роддом старшая сестра срочно готовила Инночку к операции. Пожилая нянечка несла клизму для второй роженицы. Насчет головки Щукин погорячился, до этого было еще далеко. Петр Сергеевич все время нервничал, думая, как бы уберечь обеих. Два таких тяжелых случая и в одну ночь! Так оно и бывает! Ох, Господи, любишь ты нас пытать, любишь! Врач-анестезиолог нащупывал вену на тонкой Инночкиной руке и пытался говорить бодрее: — Ну, все будет в порядке. Все будет… Ты считай вслух. Считай. — Раз, два, три… Вскоре Инночка заснула, и Петр Сергеевич приступил к операции. Нет, опытный врач не ошибся. — Двойня! — ахнула старшая сестра, внимательно следившая за руками Щукина. Весь персонал был в курсе Инночкиных колебаний. — Ничего, — хмуро заметил Петр Сергеевич и повторил: — Ничего. Обойдется. Когда Щукин заканчивал делать шов, прибежала нянечка из родильной палаты: — Петр Сергеевич, там, кажись, головка уже показалась! Щукин оставил Инночку и побежал ко второй роженице. Едва глянул, сразу понял — беда. Очень тяжелые роды, а женщина слишком терпелива. Ей бы так кричать, чтобы на весь город было слышно, а она едва попискивает. Была бы крепкая деревенская баба, а так… Одни мощи, и таз какой узкий! Это были не просто серьезные проблемы, это, это… …Щукин сразу понял, что ребенок не дышит. — Татьяну Евгеньевну! Быстро! — Ох ты, Боже мой! Это было настоящее ЧП! Мертворожденный ребенок в Р-ском роддоме! Нянечка, еще раз громко охнув, кинулась в операционную. Вскоре все четверо были здесь. Инночка Мукаева еще спала на операционном столе, а здесь, в родильной, врачи пытались вернуть к жизни новорожденного младенца. — Мертвый. Конец. Пуповиной удушило. — Щукин испытал настоящее потрясение. Надо было раньше, раньше. Видел же, что роды протекают тяжело! Надо было кесарить. Виноват. Допустил, чтобы ребенка удушило пуповиной. — Петр Сергеевич, это патология, — тихо сказал анестезиолог. — Вы не виноваты. — Что? Что? — прошептала роженица. — Как? Как это мертвый? И потеряла сознание. — Героическая женщина, — вздрогнул Щукин. — А ведь ей больше не родить. Никогда. Действительно, патология. И возраст. — Но это же… это же несправедливо, — заговорила Самойлова. — Молодая откажется от одного ребенка, точно, откажется, а этой, эта… Все ее поняли. Петр Сергеевич мрачно сказал: — Конечно, она всегда может усыновить… Да знаю я этого Саранского! Черт! Слышал! Конец семье. Тот бредит о сыне, самому уже за сорок. Бедная женщина! Одних бумаг сколько придется оформлять! Если на усыновление… — А если… — первым заикнулся анестезиолог. — Поменять? — сразу поняла Татьяна Евгеньевна. — Да вы что! Это же… Подсудное дело! — Да уж там, подсудное! — махнул рукой Щукин. — Кого мы обделяем? Эта не хочет, эта хочет. Так будет одна убитая горем мать и один сирота при живой матери. Атак обе довольны. Несите сюда второго ребенка. Мальчик? — Мальчик, — кивнула Самойлова. — И этот мальчик. Значит, судьба. Татьяна Евгеньевна метнулась в операционную, где остались близнецы Инночки Мукаевой. Взяла того, что родился позже, глянула мельком на обоих, пожала плечами: младенцы все друг на друга похожи. Петр Сергеевич тоже внимательно глянул: — Кто их разберет! Новорожденные-то все одинаковы. А, гляньте, какой крепенький! Весу, конечно, маловато, и трех килограммов нет, но наберет. Быстро наберет. Хороший пацан. Давайте-ка его сюда. — А если они похожи? — вдруг прошептала Самойлова. — Если одинаковые? Близнецы ведь? — А вдруг не однояйцевые? — посмотрел на нее анестезиолог. — Тогда никто никогда и не догадается, даже если увидит их вместе. — А если… — Где Горетовка, а где Р-ск! — пожал плечами анестезиолог. — Они, может, никогда и не встретятся. Скорее всего, что и не… — Хватит, — резко оборвал их Щукин. — В себя приходит. Измучилась, бедная. Только запомните, чтоб никто… — Да мы что ж, не понимаем! — Все трое посвященных дружно заверили старого врача, что нигде, ни за что, никому. Все-таки Щукин чувствовал свою вину, иначе никогда бы на такое не решился. |