Онлайн книга «Утро ночи любви»
|
– Вроде, ничего не изменилось. – Как так? – обиделся Эдик. – Я книгу новую купил! – О чем? – «Энциклопедия живописи», – похвастался Эдик. – Экспрессионисты. – На кой? – Интересно. – А эти твои... как там их? Психи! То есть, психологи. Ты их что, забросил? – Зачем? Читаю. А ты, собственно, зачем пришел? – спохватился Эдик. – Да так. Проведать зашел. – Не темни. Ты ничего не делаешь просто так, Андрон. И здесь тебе не нравится. – Да, нормально все. – Врешь. Ну, давай. Используй меня уже. Не тяни время. – Я гляжу, ты сегодня агрессивный. А причина? – Просто ты мне помешал, – сердито сказал Эдик. – Бриться помешал? – кивнул он на пачку одноразовых станков и лежащую рядом ватку со следами крови. – Или ты эксперименты над собой ставишь? – Говори, чего тебе надо, и уходи. – Слушай, может, ты выпить хочешь? Так я схожу. – Тебе не удастся меня споить. Я же сказал, что хочу изменить свою жизнь. – Поясни. – Это ни к чему. – Лично я изменений не вижу, – он демонстративно оглядел комнату. – Все вещи на месте. – Это внутри меня. – Ну хорошо, – сдался он. – С трезвым тобой трудно, это я понял. Давай зайдем с другого конца. Можешь прояснить некоторые вещи? С точки зрения психологии? Эдик аж подпрыгнул. Очки задорно блеснули, когда Мотало сказал: – А я тебе предупреждал! Всех предупреждал! Что вы еще ко мне придете! Что? Пригодился Мотало? – Ну возьми с полки пирожок. Ты гений, а мы дураки. Вот и объясни нам, сирым, в чем мы не правы. Это загадочное дело не дает мне покоя, – пожаловался он. – Потому что в нем оказалась замешана загадочная женщина. – Алина Вальман? – привстав, жадно спросил Эдик. – Она. – И... как? – Видишь ли, оба этих парня к ней ходили. Тот, что повесился, и тот, которого застрелили. – Минуточку. – Эдик откинулся на подушку. – Можно уточнить: кого именно застрелили? – Ты дурочку не гони. Курехина. Ты сам это утверждаешь. – Ошибся, – спокойно сказал Эдик. – Курехин застрелился. Он оторопел. – Мотало, ты... Да ты, блин, в себе? У меня есть заключение экспертизы! – У следователя тоже есть. Там все написано. И в той форме, в которой он просил. – Ты что?!! Я ж тебя столько лет знаю! Ты никогда этого не делал! – Не делал чего? – Не подтасовывал результатов экспертизы! – Вот видишь, – усмехнулся Мотало. – У меня безупречная репутация. Значит, и на этот раз все так, как есть на самом деле. Я ничего не подтасовывал. Ошибся, с кем не бывает? Все мы люди, – Эдик развел руками. – Ну нет, – он в волнении встал. – Я тебе не верю! Кто на тебя давил? Следователь? – Андрон, – неожиданно мягко сказал Эдик. – Ты... Ты сядь. Сядь. И спокойно послушай. Он сел. – Ну? – Мы оба ошиблись. Это я виноват. У меня была депрессия. Почудилось черт знает что. А сейчас прошло. И тебя завел не по делу. Ты, вот что... ты иди в отпуск, Андрон. – В отпуск? – ощерился он. – К маме на дачу, огурцы солить? – Там хорошо... – мечтательно сказал Эдик. – Тихо, спокойно. Заодно с мамой помиришься. Мама у тебя хорошая. Я ее уважаю. – Уважаешь? Это хорошо. – Он опять встал. – А вот я тебя уважать перестал. Говоришь, человеком решил стать? А стал ты, Мотало, дерьмом! У тебя, как ты говоришь, произошла переоценка ценностей. Тогда тебе следует выгрести дерьмо из своей квартиры, – он кивнул на диван, где валялись вещи. – А то слишком много дерьма. Мотало не реагировал. – Молчишь? Не хочешь мне помочь? Тогда я сам. Я все равно к ней пойду. И я ее дожму. Я это умею, ты знаешь. И мне плевать, сколько у нее денег. – Андрон, не надо, – тихо попросил Эдик. – Выходит, богатым все позволено? – Не в этом дело. Они ведь сами... Понимаешь? Сами. – Но причина-то была! – Это не причина. Это... Как бы тебе объяснить? – Эдик прикрыл глаза. – Люди... Они же все разные. Чем человек умнее, тем он уязвимее. Как только он начинает задумываться о смысле жизни, о том, как все устроено и что является первопричиной, так он тут же становится уязвим. В его жалкой душе появляются бреши. И туда очень легко вклиниться. Особенно, если имеешь специальную подготовку. А вклинившись, очень легко влиять, вплоть до... – Эдик осекся. – Не понял? Ты это о чем? – Наиболее устойчивы в этом плане люди, занятые физическим трудом. И люди, чей день расписан по минутам. Трудоголики вроде тебя. Но в какой-то момент они становятся особенно уязвимы, в момент, когда их деятельность прекращается. Человек, увы, не вечный двигатель, ему иногда надо отдыхать. И в этот момент в его душе образуется не просто брешь, а черная дыра. Он начинает не просто задумываться, а задумываться всерьез. И понимает, наконец, очевидную суть: все бессмысленно. Работа – тот же допинг. Наркотик. И пьют потому же, почему сгорают на работе: пытаются оглушить себя, ослепить, а главное, отключить мозги. Все, что мы ни делаем, есть попытки отвлечься от мысли о смерти и осознания ненужности всего того, что мы делаем. Если этот момент угадать, то и стараться-то особо не надо. – Опять не понял, – набычился он. – Тарабарщина какая-то! Ты по-человечески можешь сказать? – А ведь я тебе сейчас все объяснил, – тихо сказал Эдик. – И объяснил, чего ждать. А ходить к ней не надо. Ты ничего не добьешься. Если только ты не хочешь добиться самой Алины Вальман. – Ты в своем уме?! – Она произвела на тебя впечатление, ведь так? Она ведь этого и добивалась. – Да зачем ей какой-то опер? – Ей нужны все, понимаешь? Все. Если ты сейчас не остановишься, то будет только хуже. Тебя затянет. И хотя ты – это не я, и женщин ты не боишься, и опыта у тебя предостаточно, но это ее игра, она этим живет, она этим дышит, если хочешь. – Фу ты, как пышно! – он прошелся взад-вперед по комнате, споткнулся о завернувшийся угол ковра и чертыхнулся. – А не ее ли деньги произвели на тебя впечатление, а? И вообще: ты-то откуда знаешь? – подозрительно спросил он. – Ты что, ее видел? Или, быть может, ты о ней читал? – Нет. Все, что я знаю, я знаю от тебя. Если есть какие-то вопросы, задавай. Если ты хочешь мне что-нибудь рассказать, я послушаю. – Вопросы? Зачем женщина делает татуировку во всю спину? |