Онлайн книга «Первые шаги в жизни»
— Клянусь Аллахом, тут не над чем смеяться, — сказал полковник. — Одно только: мне кажется, молодой человек, — продолжал он, — что в настоящее время общественное положение вашей уважаемой матушки мало похоже на положение посольши… Провожая вас, она держала в руках самую мещанскую корзинку, а башмаки у нее подбиты гвоздями. — У моей матери, сударь? — возразил Оскар, с негодованием пожав плечами. — Но это же экономка, она служит у нас! — «Служит у нас»… конечно, звучит чрезвычайно аристократично, — воскликнул граф, прерывая Оскара. — Король всегда говорит о себе мы, — горделиво ответил Оскар. Все опять чуть не расхохотались и остановил их только взгляд Жоржа; он дал понять художнику и Мистигри, что с Оскаром нужно обходиться бережно, чтобы разрабатывать и дальше богатейшие залежи смешного, которые в нем таятся. — Вы правы, сударь, — обратился к графу великий художник, указывая на Оскара, — люди из общества всегда говорят «мы», «у нас», и только мелкий люд говорит «я», «у меня». Эти людишки всегда стараются показать, что они располагают тем, чего на самом деле у них нет. Для человека с такой декорацией из орденов… — Так вы, сударь, все-таки декоратор? — спросил графа Мистигри. — Вы понятия не имеете о языке придворных. Прошу у вас покровительства, ваше сиятельство, — добавил Шиннер, обернувшись к Оскару. — Я счастлив, — сказал граф, — что мне довелось путешествовать с тремя особами, которые уже знамениты или будут знамениты: с прославленным художником, с будущим генералом и с молодым дипломатом, который, я уверен, со временем возвратит Бельгию Франции. Постыдно отрекшись от родной матери и чувствуя, до какой степени его спутники насмехаются над ним, взбешенный Оскар решил во что бы то ни стало преодолеть их недоверие. — Не все то золото, что блестит, — изрек он, причем глаза его метали молнии. — Не так! — воскликнул Мистигри. — Не все то золото, что смешит. Вы недалеко уйдете в дипломатии, раз так плохо знаете наши пословицы. — Если я и не знаю пословиц, то я знаю свою дорогу. — И вы далеко уедете, — сказал Жорж, — ведь ваша экономка сунула вам столько провизии, словно вы отправляетесь за тридевять земель: печенье, шоколад… — Особый хлебец и шоколад, да, сударь, — продолжал Оскар, — у меня слишком нежный желудок, чтобы переваривать трактирную жратву. — Это выражение так же деликатно, как ваш желудок, — заметил Жорж. — Ах, люблю жратву! — воскликнул великий художник. — Это слово принято в лучшем обществе, — пояснил Мистигри. — Я всегда его употребляю в кабачке под вывеской «Черная наседка». — Вашим наставником был, вероятно, какой-нибудь знаменитый ученый вроде академика Андрие или господина Руайе-Коллара? [36] — осведомился Шиннер. — Моего наставника зовут аббат Лоро, он теперь викарием в Сен-Сюльписе, — продолжал Оскар, вспомнив имя своего школьного законоучителя. — Это хорошо, что вы получили домашнее образование, — сказал Мистигри, — ибо сказано: школа — мать всякой скуки. Но вы, конечно, вознаградите как следует вашего аббата? — Разумеется; он будет со временем епископом, — сказал Оскар. — Благодаря покровительству вашей семьи, — поддакнул Жорж не сморгнув. — Может быть, мы посодействуем этому-у нас бывает запросто аббат Фрессинус. [37] — Как? Вы знакомы с аббатом Фрессинусом? — спросил граф. — Он многим обязан моему отцу, — отозвался Оскар. — И вы, вероятно, направляетесь в свое поместье? — осведомился Жорж. — Нет, сударь; но я-то могу открыть вам, куда я еду. Я еду в Прэльский замок к графу де Серизи. — Ах, черт! Вы едете в Прэль? — воскликнул Шиннер и покраснел, словно рак. — Вы знакомы с его сиятельством графом де Серизи? — удивился Жорж. Папаша Леже обернулся, взглянул на Оскара и в изумлении спросил: — Разве господин де Серизи в Прэле? — Очевидно, раз я к нему еду, — ответил Оскар. — И вы видели графа вблизи? — спросил Оскара господин де Серизи. — Как вижу вас, — заявил Оскар. — Его сын мой товарищ и почти мне ровесник, ему девятнадцать лет; мы чуть не каждый день катаемся вместе верхом. — Бывает, что и туз свинье товарищ, — изрек Мистигри. Тут Пьеротен подмигнул фермеру, и тот вполне успокоился. — Что ж, — обратился граф к Оскару, — я счастлив быть в обществе молодого человека, который может рассказать мне о его сиятельстве; я очень хотел бы воспользоваться покровительством графа в одном довольно важном для меня деле, и притом ему бы ничего не стоило оказать мне эту услугу: речь идет об иске к американскому правительству. Я бы желал узнать что-нибудь относительно характера господина де Серизи. — О! Если хотите добиться успеха, — с лукавой улыбкой ответил Оскар, — обращайтесь не к нему, а к его супруге; он влюблен в нее до безумия, никто лучше меня этого не знает; а жена терпеть его не может. — Почему? — спросил Жорж. — У графа отвратительная накожная болезнь, и доктор Алибер, [38] как ни старается, не может его вылечить. Поэтому господин де Серизи охотно отдал бы половину своего громадного состояния, чтобы только иметь мою грудь, — и Оскар распахнул рубашку, обнажая по-детски розовое тело. — Он живет в своем особняке настоящим отшельником. Видеть его можно только по большой протекции. Встает он до света и от трех до восьми занимается, а с восьми начинается лечение — он принимает серные или паровые ванны. Его парят в особых железных котлах, и он все еще не теряет надежды выздороветь. — Если он так близок с королем, почему он не попросит, чтобы король к нему прикоснулся? [39] — спросил Жорж. — Значит, у этой женщины — муж пáреный, — заключил Мистигри. — Граф обещал за свое исцеление одному знаменитому шотландскому врачу, который его теперь пользует, тридцать тысяч франков, — продолжал свой рассказ Оскар. — Но тогда и жену его нельзя винить за то, что она ищет… — начал было Шиннер. — Еще бы, — прервал его Оскар. — Бедняга граф такой дряхлый, такой сморщенный, что ему лет восемьдесят дать можно. Он высох, как пергамент, и, к сожалению, чует, чем для него это пахнет… |