
Онлайн книга «Первые шаги в жизни»
![]() — Да, от него, должно быть, пахнет неважно, — сострил дядюшка Леже. — Не забывайте, сударь, что он обожает свою жену и не смеет упрекать ее, — продолжал Оскар, — он разыгрывает с нею такие сцены, что можно со смеху помереть, точь-в-точь как Арнольф [40] в комедии Мольера… Граф изумленно смотрел на Пьеротена, а тот, видя его спокойствие, решил, что, значит, сынок мадам Клапар просто заврался. — Поэтому, сударь, — продолжал Оскар, обращаясь к графу, — если вы хотите добиться успеха в своем деле, обратитесь к маркизу д'Эглемону. Склоните на свою сторону этого давнишнего обожателя госпожи де Серизи, и вы сразу завоюете и жену и мужа… — То есть сразу двух зайцев убьете, — вставил Мистигри. — Но, послушайте, вы, стало быть, видели графа раздетым? — удивился художник. — Вы его камердинер? — Камердинер?! — возопил Оскар. — Но ведь про друга не рассказывают же таких вещей в дилижансе, — продолжал Мистигри. — Осторожность, молодой человек, мать глухоты. Я лично вас не слушаю, молодой человек. — К этому случаю подходит изречение: скажи, кому яму роешь, а я скажу, чего ты стоишь, — вставил Шиннер. — Заметьте, великий маэстро, — наставительно изрек Жорж, — нельзя отзываться дурно о людях, которых не знаешь, а этот мальчик сейчас доказал нам, что он знает Серизи, как свои пять пальцев. Если бы он нам рассказывал только о его супруге, можно было бы предположить, что он с ней… — Ни слова больше о графине де Серизи, молодые люди! — воскликнул граф. — Я друг ее брата, маркиза де Ронкероля, и тот, кто осмелится набросить тень на честь графини, ответит мне за свои слова. — Вы, сударь, совершенно правы, — живо отозвался художник, — не следует играть честью женщины! — Бог мой! Честь и дамы! Я уже видел такие мелодрамы! — воскликнул Мистигри. — Я незнаком с Миной, зато знаком с министром юстиции и хоть и не ношу своих орденов, но не позволю награждать ими тех, кто этого не заслуживает, — сказал граф, глядя на художника. — И, наконец, у меня такой обширный круг знакомых, что я знаю и господина Грендо, прэльского архитектора. Остановитесь, Пьеротен, я немного пройдусь. Пьеротен доехал до конца деревни Муасель, где находится трактир, в котором обычно делают привал проезжающие До трактира все сидели, точно набрав в рот воды. — К кому же едет этот шалопай? — спросил граф, отозвав Пьеротена во двор харчевни. — Да к вашему управляющему. Это сын одной бедной особы, некоей госпожи Юссон; она живет на улице Серизе, я частенько вожу ей фрукты, дичь, птицу. — Кто этот господин? — спросил дядюшка Леже, подойдя к Пьеротену, когда граф удалился. — А бог его знает, — отозвался Пьеротен. — Я везу его в первый раз, но похоже, что это герцог, владелец зáмка Мафлие; он велел мне ссадить его по пути, он не едет в Лиль-Адан. — Пьеротен полагает, что это хозяин Мафлие, — сказал Жоржу дядюшка Леже, влезая обратно в дилижанс. Все три молодых человека, растерявшись, словно воры, пойманные с поличным, не решались даже взглянуть друг на друга, и, казалось, были весьма озабочены возможными последствиями своего вранья. — Вот уж, как говорится, пустая мыльница без ветру мылит, — заметил Мистигри. — Теперь вы убедились, что я знаком с графом? — сказал Оскар. — Возможно; но послом вам не бывать, — отозвался Жорж. — Если хочешь молоть языком в дилижансах, старайся, как я, ничего не сказать. — Своя рубашка ближе к делу, — изрек Мистигри в виде заключения. Тут граф снова занял свое место в «кукушке», и Пьеротен тронул; все хранили глубокое молчание. — Ну что ж, друзья мои, — обратился граф к своим спутникам, когда они доехали до леса Каро, — вот мы и примолкли, точно нас везут на плаху. — Нужно знать, когда доить, когда говорить, — наставительно произнес Мистигри. — Хорошая погода, — пробормотал Жорж. — Что это за поместье? — спросил Оскар, указывая на замок Франконвиль, величественно выступавший на фоне огромного сенмартенского леса. — Как? — воскликнул граф. — Вы же уверяли нас, что часто бываете в Прэле, а между тем не знаете Франконвиля? — Наш спутник знает людей, а не зáмки, — пояснил Мистигри. — Будущему дипломату дозволена некоторая рассеянность, — воскликнул Жорж. — Запомните же, как меня зовут, — в бешенстве вскричал Оскар. — Мое имя Оскар Юссон, и через десять лет я буду знаменит! Выпалив это с большим задором, Оскар забился в свой угол. — Юссон де… а дальше как? — промолвил Мистигри. — Юссон де Ла-Серизе — знатный род, [41] — ответил граф, — наш спутник родился под сенью императорского трона. Тут Оскар вспыхнул до корней волос, и его охватила ужасная тревога. Карета уже начинала спускаться по крутому склону Кава, в тесную долину, где за сенмартенским лесом высится великолепный замок Прэль. — Господа, — сказал граф, — каждого из вас ждет блестящая карьера, желаю вам успеха. Помиритесь с королем Франции, господин полковник: Кара-Георгиевичам не пристало дуться на Бурбонов. Вам мне нечего предсказывать, дорогой господин Шиннер, вы уже обрели всю полноту славы, и вы поистине заслужили ее своими восхитительными работами; однако вы столь опасны для женщин, что я, как человек женатый, не решился бы просить вас украсить живописью мой замок. Господин Юссон в покровительстве не нуждается, в его руках — тайны государственных мужей, он может приводить их в трепет. Что же касается господина Леже, то он намерен ощипать графа де Серизи, и я могу только просить его, чтобы он действовал как можно решительнее. Высадите меня здесь, Пьеротен, а завтра заезжайте за мною, — добавил граф и вылез из «кукушки», оставив своих спутников в полном смущении. — Волосок завяз, всей птичке пропасть, — изрек Мистигри, наблюдая за тем, как граф удаляется по ухабистой дороге. — Э, да это тот самый граф, который снял Франконвиль, он идет туда, — решил дядюшка Леже. — Если я еще хоть раз вздумаю болтать в дороге, — я вызову самого себя на дуэль! — сказал мнимый Шиннер. — И ты тоже хорош, Мистигри, — добавил он, хлопнув своего ученика по картузу. — Да я ведь только последовал за вами в Венецию, — ответил Мистигри. — Но люди всегда так — лишь бы свалить с тупой головы на дорогу. — А что, если окажется, что это был граф де Серизи? — сказал Жорж Оскару, сидевшему с ним рядом. — Не хотел бы я тогда быть в вашей шкуре, хотя у вас и нет накожных болезней. |