Книга Щит, страница 73 – Василий Горъ

«Надо немного отдохнуть… — мелькнуло на краю сознания. — Иначе все это окажется напрасной тратой времени…»

Несмотря на состояние дикой апатии, в котором я пребывала, эта мысль как-то достучалась до моего сознания и заставила меня пошевелиться — я встала с кресла, вцепилась в Посох Тьмы, кое-как дотелепалась до окна и лениво потянула на себя правую створку.

Та, тихонечко скрипнув, подалась и, подхваченная порывом ветра, с силой врубилась в стену, чуть было не разбив мне лицо.

«Осторожнее бы надо…» — запоздало подумала я и криво усмехнулась: в самом неудачном случае оконная рама могла сломать мне нос, выбить зубы или рассечь кожу на лице — сущую мелочь по сравнению с тем, что меня ждало через сутки-двое.

С трудом заставив себя не думать о предстоящей казни, я взобралась на подоконник, подползла к его краю и мгновенно промокла. Насквозь.

Как ни странно, ни прохладные струи дождя, ни ослепительные вспышки молний, ни близкие удары грома нисколько не сказались на состоянии моей души — оцепенение, сковавшее ее сразу после возвращения во дворец, приглушило детский страх перед буйством стихии. И натолкнуло меня на крамольную мысль о том, что гроза — это не Божий Гнев, а Божий Плач по невинноубиенным.

Повертев ее в голове и так и сяк, я невесть в который раз за ночь прикоснулась пальцами к зарубкам кромовского Посоха Тьмы и закусила губу, чтобы не заплакать.

Увы, очередная молния, выбелив кусок дворцовой стены, оставила после себя темные пятна, одно из которых чем-то напомнило мне лицо главы Гильдии Охранников.

Я торопливо зажмурилась и заткнула уши, но близкий раскат грома все-таки заставил меня в тысячный раз за ночь пережить самые страшные мгновения своей жизни:

— Звучит… заманчиво, но… нет!

— Почему?! — всхлипнув, спросила я.

— Во-первых, я не нарушаю Закон. Никогда… — твердо сказал Карваль. — А во-вторых, хоть я уже и не имею права считаться дворянином, но все равно продолжаю руководствоваться теми понятиями о Чести и Достоинстве, которые впитал с молоком матери. Будь у меня возможность помочь вам в той ситуации, в которой вы оказались, я бы помог. Просто так, без каких-либо условий с моей или жертв с вашей стороны. Увы, такой возможности я не вижу, поэтому, искренне сожалея, все-таки вынужден сказать «нет»…

— Это — не жертва!!! — захлебываясь слезами, воскликнула я. — Это…

— Ваша милость, простите, что перебиваю, но мой ответ — НЕТ!

Боль, прострелившая левое подреберье после этого хлесткого, как удар бича, слова, оказалась такой острой, что я прижала ладонь к груди и застыла, боясь пошевелиться. Ледяная игла, проткнувшая и в мгновение ока выморозившая сердце, застыла вместе со мной, выждала некоторое время, потом уколола еще трижды — каждый раз чуть слабее, чем в предыдущий, — и растаяла.

Потерев занемевшую левую руку, я обессиленно прислонилась к стене и горько повторила одну из любимых фраз отца:

— Человек, делающий то, что должно, достоин уважения.

Боги гневались (или оплакивали невинноубиенных) до середины часа жаворонка, а потом как-то вдруг взяли и успокоились: резко усилившийся ветер разорвал низкие черные тучи, висевшие над Авероном, в клочья разорвал сплошную стену из дождевых струй, соединявшую небо и землю, разметал водяную взвесь, висевшую в воздухе. А непрекращающийся шелест, глушивший все и вся, сменился лихим посвистом полуденника [154] : Верный сокол Бога-Воина заметался по городу, разнося на своих крыльях звонкий перестук кузнечных молотов, лай дворовых псов и ржание лошадей.

Жизнь, скрывавшаяся от непогоды в бесконечных анфиладах королевского дворца и домах горожан, выплеснулась наружу, в считаные минуты затопила столицу многоголосым гамом и заставила меня вспомнить о планах на день. Только как-то неуверенно — справиться с апатией я не смогла, поэтому осталась сидеть на подоконнике. И сидела на нем до тех пор, пока в опочивальню не вошла Атия.

Увидев меня в окне, да еще и в насквозь мокрой ночной рубашке, она дико перепугалась, стащила меня на пол и, невесть как отняв у меня Посох Тьмы, уволокла в купальню.

Я не сопротивлялась — не было ни сил, ни желания.

Купание, мытье и сушка волос, одевание и причесывание прошли мимо меня: служанки вертели меня, как куклу, заставляли то садиться, то вставать, что-то говорили — а я мрачно молчала. И изредка закрывала глаза, Двуликий знает в который раз за ночь вспоминая ЕГО ответ:

— Ваша милость, простите, что перебиваю, но мой ответ — НЕТ!

Появление мэтра Регмара я тоже прозевала — просто в какой-то момент почувствовала, что меня кто-то держит за запястье, подняла взгляд и увидела устремленный на себя встревоженный взгляд.

— Как вы себя чувствуете, леди? — вслушиваясь в биение моих жил, спросил лекарь.

— Нормально… — выдохнула я. И, наконец, пришла в себя: — Действительно нормально. Просто не выспалась.

Разительные изменения в моем поведении встревожили Регмара еще больше — он сдвинул кустистые брови к переносице, отпустил мое запястье, встревоженно оглядел комнату и угрюмо поинтересовался:

— Никаких… э-э-э… успокаивающих отваров вы, случайно, не принимали?

Поняв, какие именно отвары он имел в виду, я аж побагровела:

— Я? Нет!!!

Он подергал себя за ус, потом подошел ко мне вплотную, принюхался и вгляделся в мои зрачки!!!

— Мэтр Регмар! Вы не верите мне на слово? — вцепившись пальцами в подлокотники кресла, прошипела я.

— Ваша милость, не так давно я дважды напоил вас отваром алотты. Без вашего ведома! — подчеркнув три последних слова интонацией, сказал он. — Что мешает другим сделать то же самое?

— Я ничего не ела и не пила со вчерашнего дня… — начала было я, потом сообразила, что кроме еды и питья яды могут добавляться в свечи, масляные светильники и факелы, намазываться на страницы книг и т. д.

Видимо, выражение моего лица было достаточно красноречивым, так как мэтр Регмар жизнерадостно ухмыльнулся:

— Именно! Но можете не беспокоиться — никаких признаков какого-либо воздействия на вас я не вижу.

— Замечательно, — кивнула я и посмотрела на Атию: — Оставьте нас. И не беспокойте, пока я не позову.

Почувствовав очередные изменения в моем настроении, лекарь подобрался — снова вцепился в свой многострадальный ус, прищурился и слегка склонил голову к правому плечу.

Дождавшись, пока Эрна закроет дверь, я набрала в грудь воздуха и чуть слышно начала:

— Завтра в полдень в Зале Справедливости состоится суд над моим майягардом, Бездушным по имени Кром.

Пока я вкратце объясняла, какие обязательства накладывает на меня клятва Богу-Воину, Регмар только хмурился и изредка дергал себя за ус. Но стоило мне заикнуться о похищении и изнасиловании, в которых якобы признался Кром, он побледнел, как полотно, и жутко заскрипел зубами: