Онлайн книга «Зеленые холмы Калифорнии»
|
– Понимаешь, Лёка, мы даем друг другу жить, и нас обоих это устраивает. Я устала мотаться по миру. Будут внуки, поглядим, а пока я хочу жить в Москве, на заслуженном отдыхе. – Лёка, ты мне не нравишься, – заявила она, когда мы заказали ужин. – Чем это? – С тобой что-то происходит. Скажи, я пойму. – Да ну, зачем я буду тебя грузить всякой чихней. – Все-таки твоя работа дает о себе знать. Раньше ты бы никогда так не выразилась, – улыбнулась она. – Раньше бы ты сказала: зачем я буду взваливать на тебя мои проблемы. – Ты права! – засмеялась я. – Но ты не права. Давай выкладывай, что у тебя! А на что иначе нужны подруги? И я вывалила ей все, что мучило меня в последние месяцы. – Хорошо, попробуем разобраться. Цветы и даже бабы на могиле – это пустяки. Лёня прожил долгую жизнь, и наверняка его любила не только ты. Это первое. Второе: преимущество в этом вопросе все равно, как ни взгляни, на твоей стороне. Он любил тебя, жил с тобой до самой смерти, и ты всегда, насколько я знаю, считала себя счастливой и любимой. Так? – Так! – И в чем же тогда дело? В тебе! У тебя почва ушла из-под ног. А почему? Потому что Стаська внезапно решила ехать к матери. Так? – Возможно. – Значит, с замогильной ревностью мы разобрались. Теперь Стаська. Самый гнусный возраст с четырнадцати до девятнадцати-двадцати. Самый проблемный и трудный. Психика у девчонки, конечно, расшатана. Она не в состоянии простить и понять. Я бы на твоем месте показала ее психологу или психотерапевту. Не повредит. – Не уверена. – В чем? – В том, что не повредит. – Почему? – Потому что кругом развелось какое-то немыслимое количество шарлатанов. Как ни включишь телевизор, там обязательно торчит очередной психолог. И в большинстве случаев это какие-то косноязычные тупые ублюдки. – Но не надо же идти к первому попавшемуся. Хочешь, я найду? – Да не станет Стаська ни с кем разговаривать. Даже если и согласится пойти, кроме какой-нибудь пакости ничего из этого не выйдет. Да к тому же нам скоро уезжать… – А может, там все и рассосется. Она ж хорошая девочка, умная, начитанная. Увидит мать… Да и Ариадна тоже, наверное, поумнела, раскаялась. Счастливый человек мягче становится. А она, надеюсь, нашла наконец свое счастье. Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить. – Стучу по дереву. Знаешь, я как подумаю обо всем этом, у меня сердце болеть начинает. – Да брось, все будет хорошо, вот увидишь! Они, Стаська с Ариадной, подружатся. И будут относиться друг к дружке не как мать и дочка, а как две закадычные подружки. Такое бывает. – Бывает всякое. – А ты скажи Ариадне, чтоб она мать из себя не строила, этот номер скорее всего не пройдет, а вот подружиться с дочкой… – А что, Натэлка, может, это и хорошая мысль, – вдруг ухватилась я за соломинку. – Обязательно скажу ей. Она теперь часто звонит. Ладно, хватит обо мне, что у тебя-то хорошего? – Да все вроде неплохо. Вадька прислал фотографию девушки, жениться собрался, вот погляди, хорошенькая. – Да, даже красотка, можно сказать. – А мне как-то скучно стало при виде ее. – Почему? – Чужая. Я бы мечтала, чтобы он женился на грузинской девушке… – Где он тебе в Норвегии грузинскую девушку найдет? Да ты и сама не за грузина в свое время вышла. – Знаешь, грузинский муж – это не такое уж большое счастье, а вот грузинская жена – совсем другое дело. – Звучит как в анекдоте. А что Юлик? – У него турне по Канаде. – Скучает? – Да нет. У него есть с кем ездить. – И ты не ревнуешь? – Нет. Он это не афиширует, и ладно. – То есть ты типичная грузинская жена? – Отчасти. Грузинская жена еврейского мужа. Но тут к столику подошел наш бывший сокурсник Толя Белых. Народный артист, лауреат и всеобщий любимец. – Боже, кого я вижу, девочки! Сколько лет, сколько зим! Душевно рад! Можно к вам подсесть? Правда, я не один… И, не дождавшись разрешения, он плюхнулся за наш стол. Но тут же вскочил и отодвинул стул для подошедшей к нему дамы. – Знакомьтесь, девочки, это Таисия Булыга, потрясающий драматург. Она написала для меня пьесу – закачаетесь! Репетирую и блаженствую! А это, Тасенька, мои однокурсницы, Натэлла и Леокадия! Натик и Лёка! – довольно потирал руки Толик. Потрясающая драматургиня мрачно кивнула и промолчала. Вид у нее был до идиотизма богемный. Пыльные волосы, грязноватый свитер и лихорадочно блестящие черные глаза, которые не могли ни на чем остановиться, но время от времени она их опускала и пристально смотрела на свои руки, которые тоже не бездействовали. Ногтем указательного пальца левой руки она чистила ногти на правой. Зрелище до такой степени малоаппетитное, что меня чуть не стошнило. А Толик все разливался соловьем: – Лёка, я в машине слышал твои лексические перлы! Мне понравилось страшно! Знаешь, Тася, Лёка своим поставленным мхатовским голосом произносит всякую жаргонную чепухистику, прелесть что такое! Гениальная находка! Рад за тебя! Натик, а как наш божественный маэстро? Как детки? Внуков еще нет? А я уже дважды дед и горжусь этим! Лёка, а ты? – Моей внучке семнадцать! – Семнадцать! – он закатил глаза. – С ума можно сойти! И что, тоже в актрисы метит? – Слава богу нет. – Почему слава богу? У тебя был талант… Но ты предпочла… Но может, стоит показать ее мне, например? Может, она в бабку? Я могу составить ей протекцию! – Да нет, Толик, – спокойно прервала его Натаяла, – у Лёки и без театра, и без тебя забот хватает! – Ну, была бы честь предложена, – с облегчением рассмеялся он. Но я знала, что, если бы обратилась к нему, он бы помог. Долго выдержать за одним столом с Таисией Булыгой мы не могли. И стали прощаться. Она даже головы не подняла, продолжая чистить ногти. – Слушай, Лёка, что она может написать? – спросила Натэлла, когда мы отошли. – Какую-нибудь суперсовременную бредятину. По-моему, она сумасшедшая. – Да, и как-то капитально… Слушай, сколько сумасшедших развелось. Но как Толика от нее не тошнит? – Видно, нервы крепкие. Хотя я все могу понять, но зачем с ней за стол садиться? – А может, она гений? |