Книга Чернее некуда, страница 71 – Найо Марш

– Я слышал, он завтра улетает.

– Да. В два-тридцать. Вслед за тем, как он в последний раз попозирует Трой.

– Ну знаете! – воскликнул мистер Уипплстоун, с вежливым благоговением покосившись на Трой. Трой прыснула.

– Не смотрите на меня с таким ужасом, – сказала она и к изумлению Аллейна, мистера Уипплстоуна да и к собственному тоже чмокнула последнего в макушку. Увидев, как порозовела кожа под его редкими, аккуратно причесанными волосами, она сказала: – Не обращайте внимания. Это мой портрет меня так раззадорил.

– Зачем же все портить! – с неслыханным молодечеством выпалил мистер Уипплстоун. – Я уж было отнес это на собственный счет.

II

– По всем канонам, если они существуют, – говорила Трой в половине двенадцатого следующего утра, – портрет не закончен. Но даже если бы вы отсидели еще один сеанс, не думаю, что я смогла бы с ним что-нибудь сделать.

Рядом с ней стоял, глядя на портрет, Громобой. Во все время позирования он не выказал застенчивости, обычной для натурщика, не желающего произносить банальности, и во все время ни единой не произнес.

– В том, что вы сделали, – сказал он, – присутствует нечто явственно африканское. – У нас пока нет выдающихся портретистов, но если бы они были, я думаю, они вряд ли смогли бы вас превзойти. Мне приходится постоянно напоминать себе, что автор этого портрета не принадлежит к числу моих соотечественников.

– Вряд ли вы смогли бы сказать мне что-нибудь более лестное, – призналась Трой.

– Правда? Я рад. К сожалению, мне пора: нам с Рори нужно кое-что обсудить да и переодеться мне не мешает. До свидания, моя дорогая миссис Рори, и огромное вам спасибо.

– До свидания, мой дорогой президент Громобой, – откликнулась она. – И спасибо вам.

Она подала ему перепачканную краской руку и проводила его в дом, где ждал Аллейн. На сей раз Громобой явился без “млинзи”, который, как он сказал, занят в посольстве последними приготовлениями к отлету.

Они с Аллейном выпили на прощание по рюмочке.

– Визит получился несколько необычный, – заметил Громобой.

– Да, не совсем, – согласился Аллейн.

– Что касается тебя, дорогой мой Рори, ты проявил завидное умение обходить острые углы.

– Старался как мог. Не без помощи, если это правильное выражение, дипломатической неприкосновенности.

Громобой робко улыбнулся ему. Редкостный случай, подумал Аллейн. Обычно он либо разражается хохотом, сияя, словно маяк в ночи, либо хранит важное молчание.

– Итак, – сказал Громобой, – этих неприятных людей убил полковник Кокбурн-Монфор.

– Весьма на то похоже.

– Очень неприятные были люди, – задумчиво сказал Громобой. – Противно было прибегать к их услугам, однако – нужда заставила. Тебе в твоей работе наверняка приходится попадать в подобные ситуации.

Поскольку сказанное было чистой правдой, Аллейн не нашел, что ответить.

– Необходимость позволить им вновь обосноваться в Нгомбване вызывала у нас глубокое сожаление.

– Что ж, – сухо сказал Аллейн, – теперь сожалениям пришел конец.

– Вот именно! – радостно воскликнул Громобой. – Как гласит пословица, нет худа без добра. От Санскритов мы избавлены. Это приятно!

Аллейн, не находя слов, молча взглянул на него.

– Я что-нибудь не так сказал, старина? – спросил Громобой.

Аллейн покачал головой.

– А, я кажется понял. На горизонте опять замаячила пресловутая пропасть.

– И мы опять можем разойтись, назначив новую встречу где-нибудь в другом месте.

– Вот почему ты так и не задал мне некоторых вопросов. Например, до какой степени я был осведомлен о контр-заговоре против моего предателя-посла. Или о том, имел ли я сам дело с одиозными Санскритами, сослужившими нам столь добрую службу. Или о том, не сам ли я придумал, как заставить бедного Гибсона заблудиться в трех соснах нашего парка.

– Если бы только Гибсона.

На большом черном лице Громобоя обозначилось выражение крайнего огорчения. Он стиснул плечи Аллейна и крупные, налитые кровью глаза его наполнились слезами.

– Постарайся понять, – сказал он. – Мы свершили правосудие в соответствии с нашими нуждами, с нашими древними традициями, с нашими глубинными убеждениями. Со временем мы изменимся и постепенно эти черты отомрут в нас. Пока же, драгоценный мой друг, думай о нас... обо мне, если угодно, как...

Он поколебался и, улыбнувшись, закончил с новой ноткой в раскатистом голосе:

– ...как о незаконченном портрете.

Кода

Очень теплым утром в самом разгаре лета Люси Локетт в красивом ошейнике, который, похоже, и самой ей чрезвычайно нравился, сидела на ступеньках крыльца дома номер один по Каприкорн-Уок, оглядывая окрестности и прислушиваясь к тому, что творилось в подвальной квартирке.

Мистер Уипплстоун нашел подходящего съемщика, и Чаббы готовили квартирку к его вселению. Внизу гудел пылесос, раздавались какие-то неравномерные удары. Из открытых окон доносились голоса Чаббов.

Сам мистер Уипплстоун ушел в “Неаполь”, чтобы купить камамбера, и Люси, никогда на Мьюс не ходившая, ожидала его возвращения.

Пылесос замолк. Чаббы обменивались мирными замечаниями, и Люси, движимая приливом вошедшего в пословицу любопытства, присущего ее породе и полу, аккуратно спрыгнула в садик, а из него – в подвальное окно.

Имущество последнего обитателя этой квартиры уже вывезли, однако кое-какой сор в ней еще оставался. Люси для начала сделала вид, будто охотится на смятую газетную страницу, а после принялась копаться по разным укромным углам. Чаббы не обращали на нее внимания.

Когда мистер Уипплстоун возвратился домой, кошка сидела на верхней ступеньке крыльца, прикрывая что-то передними лапами. Она оглядела хозяина и коротко произнесла нечто одобрительное.

– Ну-ка, что у тебя там такое? – спросил хозяин. Он вставил в глазницу монокль и нагнулся, вглядываясь.

Это была маленькая глиняная рыбка.