Онлайн книга «Черная моль»
|
Решив, что Майлз окончил трапезу, она уперлась пухленькими локотками в стол, положила подбородок на ладони и вопросительно посмотрела на него, словно любопытная кошечка. – Майлз! О'Хара откинулся на стуле, и при виде ее свежей прелести лицо его прояснилось. Он улыбнулся: – Да, сокровище мое? В ответ был укоризненно поднят пальчик и очаровательно надуты губки. – Ну же, Майлз, признайся, что сегодня утром ты был ужасно противным. Я дважды заговаривала с тобой, а ты не пожелал мне отвечать – нет, дай мне договорить! И раз даже нарычал на меня, как гадкий медведь. Да, сэр, точно! – Правда, Молли? Так значит, я свирепый зверь, да? Но я ужасно озадачен, милочка. Леди О'Хара встала и подошла к мужу. – Неужели, Майлз? Он обхватил ее рукой и посадил к себе на колени. – Еще как, Молли. – Ну так лучше было бы рассказать мне, в чем дело, – стала улещивать она, положив руку ему на плечо. Он улыбнулся: – Ну не любопытная ли киска? Она снова надула губки. – И не надо надувать свои прелестные губки, если не хочешь, чтобы я их поцеловал! – добавил он, сопровождая свои слова демонстрацией. – Но, конечно, хочу! – воскликнула его супруга, горячо отвечая на его поцелуй. – Нет, Майлз, скажи! – Я вижу, ты намерена все у меня выпытать, так что я… – Кончено, намерена! – кивнула она. Он положил палец ей на губки и сурово нахмурился. – Ну, может, больше не будем меня прерывать, миледи? Ничуть не смутившись, она укусила его за палец и, сложив руки на коленях, кротко подняла взгляд к небу. Блеснув глазами, ее ирландец продолжал: – Ну вот, золотко, ты знаешь, что вчера вечером я был по делу у Килроя (да, кстати, Молли, мы еще сыграли пару партий в фараон, и мне ужасно не повезло)… Покорный вид миледи мгновенно исчез. – Вот как, Майлз? И, не сомневаюсь, ставки были чудовищно высокие? И сколько, скажи на милость, ты проиграл? – Успокойся, Милочка, сущий пустяк… Ну вот, так я говорю: и случилось же так, что по дороге нас остановил один грабитель… От ужаса у миледи округлились глаза, и она вцепилась обеими ручками мужу в кафтан. – Ох, Майлз! Он покрепче обхватил ее талию. – Но, сокровище, ведь я уцелел, чтобы рассказать тебе эту историю. Однако если ты будешь меня все время прерывать, мы недалеко уйдем. – Но, Майлз, какой ужас! Тебя могли убить! А ты мне ничего не сказал! Чудовищно с твоей стороны, милый! – Право, Молли, как я мог тебе рассказать, если ты крепко спала? Ну, ты замолчишь? Она послушно кивнула и улыбнулась, на щечках показались ямочки. – Ну так вот: этот человек стоял на дороге, наставив на меня пистолет. Но поверишь ли, душенька – у него пистолет был пустой как… как мой собственный! – И он затрясся от смеха. – Господи, Молли, ну не смешно ли? Я держу пистолет в руке, знаю, что он не заряжен, и думаю, какого черта (извини, дорогая)… и тут меня осеняет, что я могу провести этого щеголя. Так что я кричу, что у него пистолет не заряжен, и совершенно его ошарашиваю! Да, он даже не успел задать себе вопрос, откуда мне это знать. Он бросает его на дорогу. И… – Майлз, ты с каждым словом все больше превращаешься в настоящего ирландца! – Да что ты говоришь, сокровище мое! Ну, а после все было просто, и милорд сдался. Он протянул руки, чтобы я связал его и тут я заметил – вот в чем тут загадка, Молли – я заметил, что они слишком уж белые, слишком уж тонкие для грабителя с большой дороги. Так я ему об этом и сказал, и… – Это был переодетый джентльмен! Какая прелесть, Майлз! – Ты помолчишь, душенька, и позволишь мне закончить рассказ? – Ах, извини, пожалуйста! Я буду паинькой! –…и он вздрогнул и ужасно разволновался. И больше того, милочка: слышал, как он разговаривал со своей кобылой обычным голосом джентльмена. Молли, что за кобылка – ты даже представить себе не можешь! Просто… – Не надо про кобылу, милый! Мне не терпится услышать о джентльмене-грабителе! – Хорошо, ласточка, хотя кобыла была просто великолепная. Когда я его услышал, мне показалось, что я его знаю. Ну нет, Молли! – С этими словами он закрыл ей рот рукой, и у нее озорно заблестели глаза. – Но я никак не мог сообразить, где я слышал этот голос: он сказал всего одно слово, понимаешь ли, и когда я держал его запястья, я чувствовал, что он – не чужой. И все же это невозможно. Когда он оказался в карете… – Как опрометчиво! Он мог… – Не надо, душенька! Когда он оказался в карете, я попробовал вытянуть из него, кто он такой – но безуспешно. Но когда я сказал, что ему придется сегодня предстать передо мной, он вдруг начал хохотать, так что я совсем не мог понять, что это с ним. И больше я от него ничего не добился, кроме «да, сэр» и «нет, сэр». А все-таки мне казалось, что он – джентльмен, так что я… Его восторженно обняли: – Майлз, милый! Ты дал ему убежать? – Да, что ты, сокровище, и это должен был сделать я? Я, мировой судья? Я приказал не надевать милорду кандалы. – Ах, ну почему ты не дал ему убежать? Но если он и правда джентльмен, ты дашь? – А вот и нет, сокровище. Я отправлю его дожидаться сессии. – Ну, так ты ужасно жестокий. – Но, душенька… – И я хочу встать. Он притянул ее к себе. – Я посмотрю, чем можно будет помочь твоему протеже, Молли. Но не забывай: он пытался убить твоего единственного мужа! С озорным видом он выжидал, как она на это отреагирует, но миледи не дала себя смутить. – Незаряженным пистолетом? Фи, Майлз! А можно мне спрятаться за ширму, когда ты будешь его Допрашивать? – Нельзя. – Но мне так хочется на него посмотреть! О'Хара решительно покачал головой: ей был прекрасно знаком этот жест. Каким бы добродушным и покладистым ни был ее муж, наступал момент, когда он становился глух ко всем уговорам. Так что мрачно пообещав быть ближе, чем он думает, она сдалась и отправилась в детскую навестить юного мастера Дэвида. Какое-то время Карстерз ломал голову, пытаясь найти средства к побегу, но, как ни старался, так ничего и не придумал. Если бы только его допрашивал не Майлз! Конечно, ему не позволят остаться в маске – но ведь только в ней он мог сохранить инкогнито! Он молил судьбу смилостивиться и сделать так, чтобы О'Хара либо его не узнал, либо, по крайней мере, притворился, что не узнает. Решив, что ничего сделать не может, он улегся на чрезвычайно жесткий матрац и заснул, словно у него никаких забот не было. |