Онлайн книга «Вот идет Мессия!..»
|
Они и сами с трудом держались на ногах. Но сообща подняли стол и стулья, Сашка даже принес веник с совком и, тяжело кряхтя, подмел пол. – Сколько закуси! – с горечью проговорил он. – Салаты, мясо, рыба! Гудеть бы и гудеть, как люди… Доктор, все-таки люмпен, он и с миллионами – люмпен, а? – Может, мясо обтереть? – предложил Доктор. – Сдуй с него пыль. – Ты что, а микробы? – А ты и микробы сдуй! Верь мне, я доктор. – Смотри, а бутылки-то: ни одна не разбилась! Давай выпьем. Черт, ни одного бокала целого… Подожди, я кружки принесу… Они выпили, посидели в тишине, закусывая квашеной капустой, найденной в холодильнике. В свежайшем просторном воздухе ночи слезились и перемигивались холодные голубые огоньки в окрестных арабских деревнях. Рабинович вдруг вспомнил про ангельский голос в трубке радиотелефона и, навалившись грудью на стол, прошептал: – Доктор… слушай… а ведь Ангел-Рая… – Ну? – Знаешь, кто она? – Директор… этого… – Доктор напрягся, но сразу махнул рукой, – да всего!.. – Нет, старик, не-ет! Ангел-Рая… – Сашка подался еще вперед, навалился на миску с квашеной капустой и страшным шепотом сказал: – Ангел-Рая – Машиах! Доктор неподвижно и внимательно смотрел на Рабиновича блестящими глазами. – Баба – Машиах?! Ты сбрендил! Я тебя в психушку упеку. – Машиах, Машиах! – настаивал Рабинович. – Царь иудейский. Царица. – Царица – да, – согласился тот. – А Машиах – нет. Верь мне, я доктор… На горизонте, над невидимой во тьме Масличной горой и горой Скопус висело длинное веселое облако электрического света. Это мерцал и радовался огнями Иерусалим. И небо над ним, подсвеченное бесчисленными желто-голубыми фонарями, было как светлое дрожащее облако, привязанное миллионами нитей к этому, единственному на Земле, месту. Доктор и Рабинович посидели бы еще чуток и разошлись спать, довольные друг другом. Но, видно, испытания этого вечера, вернее, этой последней, перед Судным Днем, Ночи Трепета не были исчерпаны. И в тот момент, когда, разлив себе по последней, они поднесли ко ртам кружки, столб пламени и дыма – отнюдь не библейский, заметим, и далеко не пиротехнический – встал из оврага, взметнулся над террасой и заметался – куда бы податься, как бы перевалить через бортик, дотянуться до деревянных дверей и окон. Секунды две пьяные и сонные Доктор с Рабиновичем завороженно глядели на этот огненный фонтан. – Опять – салют? – пролепетал Рабинович. – Какой салют, дурак! – заорал шальным тенором Доктор, сразу трезвея и холодея. – Горим!!! Он лучше Сашки держался на ногах и лучше соображал (он вообще был крепче Рабиновича в выпивке), поэтому немедленно ринулся в кухню, немеющими от ужаса руками размотал шланг, которым Сашка поливал обычно цветочки в псевдоамфорах, насадил его на кран и открыл воду на всю катушку. Обливая все вокруг, он протащил по гостиной шланг и вбросил через окно на террасу. А там его подхватил Рабинович и направил струю вниз, в овраг, откуда и произрастал и ширился столб дыма и огня. На вопли Доктора минуты через три уже сбежалась к Сашкиному коттеджу половина жильцов квартала «Русский стан». Кто-то приволок более длинный шланг, кто-то таскал воду ведрами и тазами. – Лейте вокруг! – командовал Доктор. – Вокруг, на сухую траву! Чтобы не занялось! Суматоха, крики, ругань, звон ведер и тазов и неприличное оживление соседей продолжались минут сорок. Когда с пожаром сообща справились, приехала «пожарка», вызванная кем-то с испугу (или все от того же оживления). Пожарные тоже выкатили огромный шланг и, несмотря на протесты, топая и громко перекрикиваясь на иврите, еще минут пять поливали в гостиной мебель и ковер, а заодно и пол на террасе. Уехали они только после того, как Рабинович подписал, ругаясь, какие-то неведомые бумаги. К тому же во всем городке погасло электричество. Очевидно, пожар задел проводку. Мокрые, дрожащие от холода и совершенно очумевшие от всех событий, сидели Сашка и Доктор на террасе в полной тьме и полном одиночестве. Они давно уже обсудили причины пожара и пришли к выводу, что, конечно, пиротехнические увеселения близнеца Тихона тут ни при чем, скорее всего, виноваты сухая трава и один из окурков Рабиновича, которые он отщелкивает по дурости в овраг. Но заплатит за пожар, конечно же, близнец Мироша. Он за все, сука, заплатит… Тьма, всеобъемлющая тьма сожрала городок. Доктор и Рабинович едва различали друг друга. И в этой глухой клубящейся тьме, сверху справа, где должен был нависать Танькин балкон, мерно закачалось мерцающее нечто, нежно-перламутровые семядоли… Рабиновичу сначала показалось, что это одна из дымовых пиротехнических фигур, все еще всплывающих со дна обгоревшего оврага. Он пихнул Доктора локтем в бок. – Что там… в углу, – прошептал он, – колышется?.. Доктор поднял голову, сощурился. – По-моему, задница, – меланхолично проговорил он. Зрение у него было лучше, чем у Рабиновича. – Ага… Это она вышла пожар тушить, что ли… с балкона… Не разберу… полотенечком, кажется, машет… Танька Голая и вправду вышла принять участие в борьбе с пожаром. Просто, когда все боролись, она нежилась в горячей ванне. А как вылезла из ванной да унюхала гарь, так и выскочила на балкон, и давай полотенцем дым гонять. Дура. Наделала сегодня делов. – Рабинович, – в бешенстве процедил Доктор, – ну-ка, дай по жопе этой… Маугли! Но у Сашки просто сил не было двигаться, а тем более в кромешной тьме подниматься на ощупь в Танькину квартиру. Поэтому он набрал воздух в легкие и гаркнул во всю мочь: – А ну, брысь отсюда!! Пошшшла спать, дура!! Так гоняют приблудных кошек с дачной веранды. И Танька метнулась испуганно, как кошка, и исчезла. Хлопнула дверью, повернула ключ. С ней никогда никто так не обращался. Впервые в своей жизни она оскорбилась по-настоящему. – Завтра извинюсь, – пробормотал Рабинович, – скажу, пьяный был… Ой, Доктор, как холодно, холодно и страшно… Это мне все в наказание… Нельзя было затевать свистопляску с партией во Дни Трепета… Потому что – сказано… – Он попытался вспомнить, что именно и где сказано, но не вспомнил и махнул рукой… – Ты только не уходи, не бросай меня, Доктор… Четвертый час… Посидим до рассвета, а? Он принес из прихожей два ватных узбекских халата, для себя и для Доктора. – Вот, – сказал он, – ставил в Душанбе «Чайку»… В Душанбе – рай, старик, знаешь… все плов едят, чай пьют, водку из глиняных чайников… Вот скажи – кому и зачем в Душанбе нужна «Чайка», а? – Чехов, – ответил Доктор вразумительно. – Антон Павлович… Львы, орлы и куропатки… тоже великая фраза… Слушай, у нас выпить ничего не осталось? Мы здесь дубаря дадим в такой холод. Верь мне, я доктор… |