Книга Конец главы, страница 23 – Николас Блейк

Лиз недовольно на него поглядела. «Ее шокирует открытое выражение чувств, — подумал Найджел, — во всяком случае, в служебные часы: жизнь ее строго регламентирована». Он признался себе, что не способен проникнуть в ту область ее души, которая отведена под личную жизнь.

— Нам, вероятно, следует связаться с ее родственниками, — сказала Лиз. — Кто у нее самый близкий — Киприан Глид?

Зазвонил телефон. Джералдайн удрученно на него поглядел, но вынужден был с кем-то договориться насчет типографского заказа. Отведя Найджела в сторону, Лиз сказала:

— Нам в этом деле необходима ваша помощь. То есть ваши профессиональные услуги. Вы не откажетесь побыть у нас еще?

— Конечно нет, если вы этого хотите. Но боюсь, что в истории с версткой мы зашли в тупик. Разве только она связана…

— Бэзил, вы знаете телефон Глида? Будьте другом, позвоните ему.

Райл напряженно поглядел на нее, словно пытаясь понять иностранца, а потом, как робот, зашагал из комнаты. Вошла секретарша с запиской для Лиз.

— Скажите, что сегодняшний обед придется отменить. Я ей позвоню сама. Да, вот еще что, Лаура, позвоните Клауссону и скажите, что на суперобложке Веллингтона второй цвет еще не получился, он все же грязноватый.

— Хорошо, мисс Уэнхем. — Секретарша вышла на цыпочках, торжественно, как после причастия. Слух о смерти мисс Майлз уже разнесся по издательству.

Лиз Уэнхем убрала с виска седую прядь:

— Заниматься делами как обычно? Или вы считаете, что лучше на сегодня редакцию закрыть?

— Нет. Полиция захочет опросить сотрудников.

Артур Джералдайн положил трубку, вынул большой шелковый платок и отер лицо.

— О чем бишь мы говорили?

— Я попросила Бэзила позвонить сыну мисс Майлз. И мистер Стрейнджуэйз пока что будет нам помогать.

— Это хорошо. Надеюсь, Бэзил проявит такт… Ведь это ужасное потрясение…

— Встряска молодому человеку только полезна. Хоть как-то соприкоснется с действительностью. Мать ведь совсем его растлила.

— Помилуйте, Лиз…

— Не ханжите, Артур. Она была гадиной, и вы это знаете.

Джералдайн кинул на нее странный взгляд, а потом снова взялся за платок, словно стараясь стереть всякое выражение с лица.

— Поразительно, как работает у человека мысль. Помимо воли прикинул, насколько это повысит спрос на ее автобиографию. Боюсь, что у вас, Стрейнджуэйз, сложится неважное мнение об издателях. Все мы, знаете ли, немножко маньяки…

Найджел что-то вежливо пробормотал, но его заглушил недобрый смех Лиз.

— Но даже издатель не станет отправлять автора на тот свет только в целях рекламы. Так что успокойтесь, Артур.

— Лиз, зачем вы так говорите? Можно подумать, что вы не понимаете…

Дверь отворилась, и вошел Бэзил Райл.

— Я ему сказал. Голос у него был такой, будто я его разбудил после долгого запоя.

— Он придет сюда?

— Я сказал, что пока не надо.

— Вы его спросили, когда он в последний раз видел мать? — осведомился Найджел.

— В последний раз видел мать? — тупо повторил Райл, и в глазах его мелькнула боль. — Нет. Зачем я стану его спрашивать? Я не полицейский.

— Ладно, хватит болтать, — энергично заявила Лиз Уэнхем. — Я пошла работать. Бэзил, надо бы нам заняться проспектом к мемуарам Хоскина.

— Господи!

— Пошли, пошли. Нечего распускаться. — За грубоватостью ее тона чувствовалось сострадание. Бэзил покорно поплелся за ней, волоча ноги.

— Мне нужно позвонить нашим адвокатам, — сказал Джералдайн. — Есть новости, Стрейнджуэйз?

— Нет. Боюсь, я зашел в тупик.

— Вы сделали все, что могли, я в этом не сомневаюсь.

— Конечно, будь у нас возможность провести настоящее расследование…

— Расследование?

— Да. У меня такое чувство, что это дело можно раскрыть, если заглянуть поглубже. Его разгадка где-то в прошлом.

Артур Джералдайн предостерегающе поднял руку.

— Не думаю, что нам стоит копаться в этой грязи. Особенно ввиду того, что произошло. — Тон у старшего компаньона был светский, но достаточно твердый — тон издательства «Уэнхем и Джералдайн», которое сожалеет, что вынуждено отклонить рукопись.

Найджел пошел наверх, в кабинет Стивена Протеру. Стивен с головой ушел в чтение, ему, по-видимому, не мешали голоса и шарканье ног по соседству, а также вспышки магния, которые то и дело озаряли матовое стекло окошка.

— Долго это у них продолжается? — спросил он, не поднимая глаз.

— По-разному. Несколько часов — самое малое.

— А потом?

— Увезут тело для вскрытия и начнут всех опрашивать.

Стивен пометил карандашом место, где он остановился. Потом звучным, звенящим голосом, неожиданным у такого малорослого человека, прочел:

И в доме суета

Наутро после смерти.

Святейшее из дел,

Творимых на земле. [9]

— Да, — сказал Найджел. — Но там дальше говорится, что погребают любовь. Не подходит.

Немного погодя Стивен проворчал, словно разговаривая сам с собой:

— И что в ней было хорошего? Зубы лошадиные. Смех — как трещотка у футбольного болельщика. Рот огромный, а сердце малюсенькое. Но ведь стоило ей захотеть, любой мужчина за ней побежал бы, любой! Думаю, что сила ее была в цельности — в этой броне эгоизма без единой трещины, прямо-таки детского эгоизма, да, да, в нем была даже какая-то наивность. А наивность — самое жестокое и разрушительное оружие в мире. Конечно, была в ней и жизненная сила. Невероятная жизненная сила. На это пламя мошки так и летят.

— Наверно, в молодости она была сорванцом?

— Сорванцом? Да, пожалуй, вы правы.

— Но это не вяжется с тем, как она сама себя изображала: нежное, затравленное существо во власти пьяницы отца и распутной матери.

— Что-о? Это она вам рассказывала? Ну нет… — Лицо Стивена вдруг осветилось живым умом. — …Нет, это романтическая история, выдуманная, чтобы завлечь какого-нибудь неопытного, но рыцарственного юнца, да спасет его Бог!

— Ее родители вовсе не были…

— Да по мне, будь они хоть исчадиями ада в человеческом облике. Но ручаюсь, что в своей автобиографии она о них пишет иначе. Еще бы, она свой рынок знала. Почитатели Миллисент Майлз были бы крайне шокированы, если бы она публично оголила своих покойных родителей.

— Вы эту ее книгу читали?

— Не устоял, заглянул, чтобы сравнить подлинную Майлз, так сказать, с подарочным изданием. Но я… Какого черта?..