Онлайн книга «Мастер дороги»
Никто из критиков не отвечал на главный вопрос: как один и тот же человек может одновременно писать стихи и стрелять в людей? Материала было слишком много: на три или четыре проекта о трех или четырех разных людях, которые по какому-то нелепому совпадению носили одно и то же имя, одно и то же тело. Как они уживались вместе? Который из них был настоящим, главным? О ком Сашке писать? – Нашел на кого ориентироваться, – скривился Лебедь. – Что вообще все эти критики понимают? Они ж паразиты: сами ничего не могут, вот и врут про чужое. Забей. Тебе в школе всей этой фигни мало? «В позднем творчестве Олдсмита преобладают упаднические тенденции…» – Он фыркнул и потянулся за очередным пирожным. Процитировал: – «Когда бы мысль пустую, словно грош, могли бы в долг давать, уже наверно мир полон богачей бы стал великих. И грош бы обесценился как глупость, а мудрость наконец-то бы ценили». – Короче, – буркнул Сашка. Тирада Лебедя вызывала какие-то смутные и вроде бы важные соображения. Слишком смутные, чтобы их сформулировать. – Что советуешь? – Поспрашивай у тех, кто знал его лично. – Ну я знал… толку? – Ты – это ты. Лицо предвзятое, и вообще… А другие – совсем другое дело. – Лебедь захрустел печеньем, отхлебнул чаю. – Слушай, Турухтун, ты ж сейчас солдыков забросил? Долгани на неделю, а? Хочу залудить эпическую битвищу. А то, может, присоединишься? Сашка покачал головой: – Прости. – Ну тогда просто долгани… – День, я их продал. – Чево-о-о?! Ты шибанулся, Турухтун? Сашка пожал плечами и долил чаю. – Всех?! Правда?!! – Не всех. Фронтирников, спецназ и гвардейцев. – На кино, – догадавшись, мрачно сказал Лебедь. – Альфредо, блин, Прекраснодушный. Сашка не стал поправлять: не на кино, на концерт «Химерного дона». На кино ему пока хватало карманных. – Ты даешь!.. – Лебедь поглядел так, будто одновременно жалел и завидовал. – А мне мать сказала: без новых обойдешься, и так складывать некуда. – Он ухватил верхний, самый крупный мандарин и начал чистить. – Слушай, а может, тебе не заморачиваться? Ну, с дедом. В школу накатай без накидонов, по-простому. Как все пишут. А уже потом для себя… – Тоже идея, – сказал Сашка, чтобы закрыть тему. Родители вернулись поздно, отмечали годовщину свадьбы. Лебедь к тому времени ушел, Сашка листал дедовы записи и делал пометки в блокноте. В передней зажегся свет, было слышно, как папа прошептал что-то маме и они засмеялись, весело и приглушенно. Они разулись и вошли в гостиную. Пахло от них рестораном, мама несла в руках роскошный букет. Сашка ясно и отчетливо увидел вдруг, какими они были лет двадцать назад. – Еще не спишь? – Не-а. Читаю вот… – Отдохнул бы, телик посмотрел. Все-таки праздники. Сашка пожал плечами. – Па, можно тебя кое о чем спросить? – А ты попробуй. – Отец добыл из серванта вазу и теперь остался с цветами в руках, пока мама в ванной ополаскивала ее и наливала воду. Выглядел смешно. – Па, я тут пытаюсь разобраться… ну, с дедом. Ты же столько лет его знал – расскажешь, каким он был? Отец переложил цветы в левую руку, а правой неожиданно крепко сдавил Сашкино плечо. – Не сейчас. – Он глянул на дверь, повторил: – Не сейчас, хорошо? Она только-только начала забывать. И… знаешь, сына, для куррикулюма, по-моему, это необязательно: что и как я помню. Я обещал, да, но… Мама из кухни спросила, все ли будут чай. Отец бодрым голосом подтвердил: а как же! – В общем, захочешь поговорить – поговорим, – подытожил отец тихо и серьезно. – Но только без нее. Идет? После чая Сашка вернулся к блокноту. Перечитал составленный за вечер список из десяти имен: дедовы друзья, коллеги, конкуренты, враги. Вообще-то их было намного больше, особенно врагов, но, если всех выписывать, никакого блокнота не хватит. Опять же, половину из них поди найди: кто-то на полуострове, кто-то уже в то время, когда дед вел записи, был старый и сейчас, наверное, умер. А доступ к шарикам имеют только близкие родственники. Сашка подумал, дописал еще одно имя и пошел спать. * * * Дом был элитный: резные скамеечки у подъездов, снег сметен, дорожки посыпаны песком, елка во дворе вся в фольге и самодельных шарах. Рядом хищно скалился снеговик, нос из губки. В каждом подъезде по консьержке. Сашку пустили сразу, он даже удивился. Поднялся на четырнадцатый в чистом, пахнущем земляникой лифте и пошел по коридору, приглядываясь к номерам квартир. Сто шестая была в самом конце, он нажал на звонок и малодушно понадеялся: а вдруг никого? Хотя если никого – разве консьержка пустила бы? Дверь открыл чуть лысеющий хмурый мужик, крикнул, обернувшись: «Мишань, к тебе!» – и жестом велел Сашке проходить. Показал, где разуться, дал тапочки и исчез прежде, чем тот догадался спросить, куда дальше-то? – Вам, молодой человек, чай или кофе? – В прихожую вошла высокая, очень красивая женщина. Таких снимают в кино, в роли королев и неоднозначных героинь. – Да я на минутку… – И не думайте даже. Врачи не разрешают ему пока вставать, – она взмахнула изящной рукой, – сами понимаете, он уже с ума сходит. До праздников ребята наведывались, а потом… Да, вас как зовут, простите? – Александр, – зачем-то сказал Сашка. – А я Александра Григорьевна. Выходит, мы с вами почти тезки. – Она протянула ему свою руку, Сашка, робея, пожал. «Наверное, надо было поцеловать, – подумал он и рассердился: – Глупости какие! Это ж не Средние века!» – Идемте, я вас к нему проведу. Так вам чай или кофе? Зеленый, черный, красный, белый, желтый? С медом, с вареньем? Михаил у нас приверженец красного. Прошли по коридору, увешанному старыми выцветшими афишами. На некоторых Сашка заметил дедово имя. Александра Григорьевна постучала в дверь справа и, не дожидаясь ответа, вошла. – Мам, а я бы вот, знаешь, не отказался… – Похудевший, бледный Курдин заметил Сашку и удивленно моргнул. – О, привет! – Александр зашел тебя проведать. Чай я сейчас заварю, а вы пока общайтесь. – Она вышла, аккуратно прикрыв дверь. – «Александр»? – переспросил у Сашки Курдин, выгнув бровь. – Вот прям «Александр»? – Привет, Михаил, – сказал Сашка, выкладывая на столик возле кровати пакет с печеньем. – Ты как вообще? Курдин скорчил рожу. – Живой. А ты?.. – Да я поблагодарить хотел. Ну… Вообще раньше надо было зайти, но… Курдин отмахнулся, подтянул к себе пакет и, покосившись на дверь, достал печенюху. |