Книга Проклятие темной дороги, страница 32 – Александр Золотько

Лекарь молча покачал головой, так и не убрав с лица усмешку.

— Ты сам выбрал свою судьбу, — сказал Фурриас.

— А за тебя это сделал кто-то другой? — не скрывая издевки, поинтересовался Лекарь. — Мы все выбираем сами… Кроме тех, у кого не хватает для этого ума… Рановато ты пришел, убийца… если бы к зиме… ко времени Четырех Сестер, вот тогда бы все могло быть иначе… Хотя и сейчас не все так плохо…

— Для тебя — плохо, — сказал Фурриас.

— Это ты так думаешь, убийца. Наверное, увидел нити?

— Да.

— А ты понял, что это такое?

Фурриас не ответил. Его не интересовало, чем именно были эти нити. Он знал, что Лекарь не должен жить. Вот и все.

— Отведите его на площадь, — сказал Фурриас.

Как только служки повели Лекаря к деревенской площади, тот вдруг изогнулся и закричал высоким, пронзительным голосом:

— Люди, меня хотят убить, люди!

Один из служек оглянулся на брата-инквизитора, тот молча указал рукой на площадь.

— Люди! — кричал Лекарь, уже даже не кричал — визжал, разбрызгивая слюну. В уголках рта его появилась пена, глаза закатились, а тело билось в судороге, словно у Лекаря случился приступ падучей. — Помогите, люди!..

Он рванулся, от неожиданности служки позволили ему упасть на землю, Лекарь задергался, взбивая клубы пыли, потом вдруг затих и замер.

Его подняли, но идти он не мог, голова запрокинулась и бессильно качалась из стороны в сторону. Служки подхватили его под руки и потащили к площади. Ноги Лекаря оставляли в пыли извивистый след, словно там проползла громадная змея.

Жители Дикого Угла пришли на площадь. Им было страшно, это Фурриас заметил с первого взгляда, но тем не менее они пришли, обступили инквизиторов и неподвижного Лекаря живым кольцом.

Служки и монахи приготовились к схватке.

— Что вы хотите? — спросил брат Фурриас у людей.

— Отпустите Лекаря, — попросил высокий старик с посохом в руке. — Он не сделал никому ничего худого… он только лечил людей.

— Он будет казнен, — ответил Фурриас. — Он не имеет права жить…

— Он спасал людей, — повторил старик чуть дрожащим голосом.

Старику было страшно — так страшно, как никогда, он ведь спорил с самим Черным Чудовищем, но — спорил, не отводя взгляда от тени под его капюшоном.

— Давно он у вас? — спросил Фурриас.

— Чуть больше года, — ответил старик. — Как раз только снег сошел, он и появился… Ветка захворала. Провалилась в яму с водой, пока домой добежала, хворь и прицепилась… Мы уж и отвары пробовали, и парили — не помогло. В Выселки ходили, к Заморокам — никто не смог помочь… А тут — он. Дал ей снадобье, к вечеру жар ушел и лихоманка пропала…

— Где она?

— Кто? Лихоманка? — опешил старик.

— Ветка ваша где, — сказал Фурриас и загадал, если они ее не покажут, то прямо сейчас прикажет убить лекаря.

— А вот она, — старик оглянулся, пошарил взглядом по толпе и указал рукой. — Вот она. Иди сюда, Ветка!

Люди расступились, и вперед вышла крепкая молодка. Высокая, статная, с крупной грудью, крепкими ногами и с черной нитью, касающейся ее груди напротив сердца.

— Кого еще он вылечил? — спросил Фурриас, уже не понижая голоса, и люди, услышав скрежет, вылетающий из-под черного капюшона, попятились на пару шагов. — Кому он еще жизнь спас? Я не трону, выходите… Слово даю!

Люди стали выходить вперед. Десяток, второй… Тридцать один человек: полтора десятка детей, стариков и старух пятеро, остальные — женщины.

— А Желудевы чего не вышли? — спросил Лекарь.

Он, оказывается, уже в себя пришел, приподнялся, опершись связанными руками о землю, и даже, кажется, снова ухмылялся.

— Желудевы, чего спрятались?

Вышли еще пятеро — пожилая женщина, молодка с двумя грудняками на руках и мальчонка лет трех.

— Чуть вся семья не померла, — сказал Лекарь, повернув голову к Фурриасу. — Муж чего-то принес из лесу, камень какой-то особый, они и стали помирать… Я спас.

— Я вижу, — ответил Фурриас.

Он и вправду видел. Черная нить словно пронизывала Желудевых, прошила насквозь — вся семья была, будто рыба на кукане. Одна нить для всех.

Он не сможет ничего объяснить селянам, как и своим людям. Сейчас все видят только Черное Чудовище и испуганных людей перед ним. Они даже наглую вызывающую ухмылку, спрятанную в густой бороде Лекаря, рассмотреть не могут, что уж говорить об этих проклятых нитях…

— Они ведь за меня драться будут, — усмешка Лекаря стала шире. — Бабы и старики с детками… Все. Я их надежда, понимаешь? Ты должен понимать, убийца… И ты понимаешь, что случится, если ты меня…

Некоторые полагали, что брат-инквизитор всегда убивает чужими руками. Даже в его отряде были люди, которые не знали, на что способен брат Фурриас. Вот и сейчас движение его правой руки заметили не все. Только когда Лекарь вдруг дернулся, когда его речь вдруг превратилась в хрип, а из пробитого ножом горла потекла густая черная кровь, люди поняли, что брат-инквизитор решил поставить точку в разговоре своей рукой.

Тело Лекаря выгнулось, заваливаясь набок, он засучил ногами, словно пытался убежать, но с места, понятное дело, так и не сдвинулся.

Толпа вздохнула, монахи и воины схватились за оружие, становясь между братом-инквизитором и жителями Дикого Угла. Нет, воины и тем более монахи не осуждали своего предводителя, они не привыкли сомневаться в его действиях, но сейчас все было слишком неправильно… нелепо как-то. Лекарь, человек несущий добро. И не было у него ничего магического, иначе инквизитор приказал бы это отобрать или заткнуть тому рот, чтобы не смогли вырваться проклятия…

Брат Фурриас просто убил этого человека, даже как-то торопясь, суетливо, что ли… Зачем? Теперь придется убивать еще людей… Неповинных людей.

Желудевы рухнули на раскаленную землю разом, словно кто-то невидимый рванул их за ту самую черную нить. Мать так и не выпустила детей из рук, упала вместе с ними, подняв клубы пыли. Упала и застыла, будто умерла, еще стоя на ногах. И старуха рядом с ней упала, как подкошенная, глухо ударившись головой о землю, и мальчик умер, но опустился мягко, положив голову на колени мертвой матери, будто заснул…

Жители деревни даже не закричали — вздохнули, словно у всех одновременно перехватило дыхание.

Вздохнули и смотрели потрясенно, как умерли еще люди — тридцать один человек: полтора десятка детей, от пяти до десяти лет, пятеро стариков и женщины. Без стона, без вскрика — они просто падали-падали-падали…

Воины выхватили мечи, арбалетчики подняли оружие, но жители Дикого Угла не пытались броситься на инквизиторов, просто стояли, потрясенно глядя на своих мертвых односельчан.