Книга Песни мертвых соловьев, страница 48 – Артем Мичурин

Последний приступ случился на той же неделе, что и предыдущий. Но это был уже не спонтанный взрыв. Я сам его вызвал. Вообще-то, я и раньше пытался спровоцировать свой не оскудевший на сюрпризы организм на что-то подобное, однако безрезультатно. Судя по всему, не хватало нужного раздражителя. Если в случае с Бабой оказалось достаточно мелькания ножа перед глазами, а позже, в кабаке – косых взглядов и подзуживаний, то теперь требовался более мощный катализатор. Требовалась реальная угроза моей бесценной жизни и трепетно лелеемому здоровью. Или имитация угрозы. Дерущиеся на ярмарках рукопашники, к примеру, перед боем способны доводить себя, что называется, до белого каления. Такой рви-ломай мордоворот люто ненавидит своего противника, даже в глаза его не видя, и на арене готов калечить совершенно незнакомого человека так, будто тот в самой гнусной форме осквернил могилы его предков вплоть до сорок восьмого колена. Это называется боевым исступлением, или ражем. Вот я и подумал: «Отчего бы мне не попытаться так же себя накрутить? Благо природа фантазией не обделила». Из разного тряпья соорудил в подвале врага, назвал его Антоном и начал ненавидеть. Ненавидеть Антона оказалось делом сложным. Он вел себя крайне невозмутимо, стойко сносил оскорбления и оплеухи. «Вот тупая тварь», – подумал я и тут же, как вживую, ощутил себя на месте того самого командира. Стою, распинаюсь перед этим козлом, а он – тупиздень тряпошный – зенки вылупил, еле сдерживается, чтоб со смеху не прыснуть! Ну, давай, падла! Смешно тебе?! Давай, поржи! Давай! И тут меня накрыло. Бедный-бедный Антон. Когда раж схлынул, весь подвал был усеян пухом и лоскутами тряпья. От нерадивого бойца, посмевшего грубо нарушить субординацию, осталась изрубленная деревянная крестовина и лохмотья, только что бывшие бушлатом. Черт. Никогда бы не подумал, что могу встать на сторону ненавистного комсостава, да еще в столь жесткой форме. Власть развращает. Из того случая я вынес два урока: первый – ражем можно управлять, второй – командиром быть нелегко.

– Рад стараться, – ответил я Ткачу и отправился метить территорию.

Когда вернулся, мои боевые «товарищи» уже сидели кружком возле разгорающегося костра и перебирали скарб.

– Негусто, – вздохнул Ряба, выложив на расстеленный брезент десять рожков к своему семьдесят четвертому, два магазина к «ПММ», шесть тротиловых шашек и две «РГД».

– Два полных короба, – закончил сложный подсчет Балаган. – В третьем меньше половины ленты. Гранат нету.

– Держи, – поделился «эфкой» Сиплый и обратился ко всем присутствующим: – Помогите парабеллумом, три рожка осталось.

– Меньше надо от пуза веером садить, – посетовал взрывник.

– Я тебе говорил, – подключился к порицанию занятый чисткой автомата Ткач, – бери «калаш». Ты мне чего ответил?

– Он тяжелый.

– Вот. Теперь бегай с легким.

– Возьми «СВД», – предложил я. – И пояс. Там восемьдесят патронов. Потяжелее «калаша» будет. Но уж лучше так, чем с пустыми руками. Приходилось дело иметь?

– Нет. С «Винторезом» приходилось, – кивнул Сиплый на торчащий из вещмешка приклад. – Одолжишь?

Ткач удивленно приподнял бровь, глядя, как я достаю «ВСС» и магазины.

– Забирай. После каждой стрельбы не забывай чистить – нагара много, в сырость недосылать начинает. Стреляй только одиночными. Потом вернешь.

– Благодарю, – слегка рассеянным тоном произнес медик, не ожидавший, видимо, такой щедрости.

Ряба удовлетворенно хмыкнул.

Похоже, я начинаю завоевывать доверие. Надо продолжать в том же духе. «Шальная» пуля от сомневающихся совсем не вписывается в мои планы.

Потянуло резиной.

– Ну, чего там? – обратился Ткач к Гейгеру, скрупулезно осматривающему плащ.

Я только сейчас обратил внимание, что выданная мне сумка с вонючим ОЗК лежит в общей куче рядом с техником.

– Дело дрянь. В плаще восемь дырок, в чулках по две. А самое грустное – респиратор похерили.

– Один?

– Ага. Пять осталось.

– Шесть, – поправил я. – У меня свой.

– Хм, – усмехнулся Ткач. – Да ты просто под завязку упакован!

– Так ведь не в булочную собрался.

– Это хорошо, – кивнул Гейгер. – А остальное заклею. Хотя придется повозиться. Вот едрить твою в душу мать, одна пуля – и столько мороки.

– Счетчики целы? – поинтересовался Ткач.

– Слава богу.

– Да уж, – хохотнул Балаган. – Что бы ты был за Гейгер без счетчика?

– Я-то и без счетчика был бы, а вот ты – сомневаюсь. Бидоны жалко. Где теперь воду чистую набирать? И во что? Флягой много не унесешь. Есть у меня, правда, два фильтра угольных. Но в Москве через них воду тамошнюю гонять – это уж совсем край. Да и есть ли она там? А уж про дезактивацию и говорить нечего. Во, – указал Гейгер на две жестяных банки рядом с пятью кусками мыла. – Сода, кислота щавелевая. В чем их теперь разводить? Голову посыпать, разве что, да жопу намылить. Только веничком обмахиваться осталось.

Так вот зачем им веники. Какой предусмотрительный старичок. А я и о воде-то не подумал, не то что о дезактивации. Опыт – великое дело. Впрочем, тут он уже вряд ли поможет.

– Высыпай свои соды с кислотами, – распорядился, подумав, Ткач. – В ближайшей речушке наполним водой все емкости, какие сможем. У кого еще что кроме фляг найдется?

– Котелок есть, – вздохнул Ряба, – кружки, миски.

– Шлем, – с неизбывной печалью в глазах снял Балаган свою каску.

– Нужны закрывающиеся емкости, – уточнил Гейгер.

– У меня спирта две фляги литровые, – напомнил Сиплый. – Но спирт, я думаю, нам еще пригодится.

– Все? – обвел Ткач присутствующих взглядом, однако ответов больше и не последовало. – Значит, придется экономить. Что со жратвой?

– Я успел сухарей мешок выдернуть, – похвалился добычей пулеметчик.

– А у меня тут… – Сиплый развязал холщовую сумку. – Лук, чеснок, еще лук… Да что за херня?

– Добытчик ты наш, – грустно усмехнулся Балаган.

– Кто сюда эту дрянь напихал?

– Я, – без тени смущения признался Гейгер. – И это не дрянь, а защита от радиации. Они организму помогают от радиоактивных нуклидов избавляться. Стыдно, Сиплый, не знать такого. А еще медиком называешься.

– Хорош демагогию разводить, – прервал спор Ткач. – На сухарях и луке мы далеко не уйдем. Придется охотой добывать жратву.

– Охотой? – переспросил Ряба. – А кто тут охотник-то? Один только Весло и был. Упокой, господи, душу его грешную.

– Ну, пичугу в силок поймать – дело нехитрое, – взял слово я. – Да и со зверьем тут, думаю, рано или поздно повстречаемся. Есть патроны, будет и еда. К тому же у меня пшена вот банка осталась, говядины вяленой полтора кило примерно, хлеб и сало. На день хватит, а то и дольше, если не налегать особо.