Онлайн книга «Одесский фокстрот»
|
Внезапно становится легко и забавно. Да и хрен с ним. Не с мужиком. С бетонным монстром по колено в море. Остаётся только молиться, чтобы обрыв, ныне увенчанный разнообразной роднёй монстра, не обрушился на своего собрата-переростка, уничтожившего пару-тройку пляжей и исследовательских станций. Нечего исследовать. И некогда молиться. Быстро темнеет. А до конца трассы здоровья надо дойти. Молодая мамаша толкает в гору коляску. Пыхтит. – Ты не устала? Хочется стукнуть мужа. Моего. Потому что муж дамы, толкающей в гору коляску, таки присел на скамейку. С пивом. – По глоточку? Хитрый лис. Знает, чем соблазнить. Текилы ночью из горла на трассе здоровья – самое оно! Мимо проезжают велосипеды, вспыхивая многоцветьем сигнальных огоньков и тут же растворяясь во мраке. Проносятся роллеры в должной экипировке. И целеустремлённо таранят пространство бегуны. Проезжает электрический мини-автобус… – Смотри, он по маршруту «Ланжерон-Аркадия»! А мы как… – Мы – идейные! – Да? И в чём идея? – Дойти! – Где уже эта Аркадия? – Скоро! – Тридцать третьему «скоро» веришь уже не так, как первым трём. – А ты верь. – Ладно. В конце концов, идея была не в «скоро». – Вот именно. Смотри, вон «Глечик»! Мы с тобой здесь были. – Да?! Ресторан «Глечик». Как он выжил? Он тут был даже тогда. В пять. – Да это был совковый шик! Не такой, конечно же, как крыша Морвокзала. Но всё-таки… – Да-да. Что-то припоминаю… – А потом открыли «Лобстер». На повышенную стипендию можно было выпить чашечку кофе. – Такая низенькая была повышенная стипендия? – Такой дорогой был кофе. Плюс инфляция. И вообще – время интересное. Сам знаешь, ты же ровесник «Глечика»! Причём буквально. Его открыли как раз в 1969 году. – Знаю. Но было интересно услышать от тебя. – Ты думаешь, что я не помню, как вся страна жила на зарплату в сто сорок рэ, когда доллар был уже за тридцатку? Или что прохвосты – будущие коммерсанты – выкручивали по три-четыре тысячи, а за четвертак можно было кататься на такси сутки напролёт? Или ты не веришь, что я пила кофе в «Лобстере» на свою стипендию? – На свою? Нет. Не верю. – «Это ещё в школе было!» – «Вот видишь…» – Противный! – Хочешь, зайдём? – В «Глечик»? Не-е. Боюсь ощутить себя промозглой старухой! – Ты не устала? – Я. Хочу. Пить. – И как скоро Аркадия? Трасса здоровья совершенно не изменилась. До Аркадии пить тут и сейчас нечего. Но страдать из-за этого почему-то не хочется. – Всю повышенную стипендию бы отдала за бутылку минералки! … Эй, гражданин! Угостите водичкой! Только быстрее крутит педали. Вот сука! И кто сказал, что есть бог и надо молиться? Мы же угостили задержавшегося на работе мужика сигаретами!.. Вот то-то и оно. Нет никаких взаимозачётов. А бог, если и есть – то он не система взаимозачётов. И уж точно не завхоз колбасно-бумажного склада. Впереди начинают брезжить огоньки. Стемнело, как всегда, не только рано, но и густо. И в этой топлёной плотной ночи огоньки пробегают, проносятся, проезжают мимо. И затухают вдали. Или мерцают. Тут свет никогда не с тобой. Он или мимо, или где-то там – «скоро». – Перекурим? Хорошая, вовремя заправленная зажигалка – и свет всегда с тобой. – Мы с тобой как два изношенных философа. – Два потрёпанных апостола. – Апостола?! Ну у тебя и самомнение, ровесник «Глечика»! – Апостолы – всего лишь люди. Всего лишь люди, бредущие, как идиоты, от огня к огню. – Несущие свет. – Скорее просто остающиеся в живых от света до света. – Всё так банально? – Объективно да. Ну… или у них с собой было! Щёлкает зажигалкой. Протягивает бутылку. Умеет меня развеселить. Всегда умел. И пусть «Глечик» стоит как можно дольше! Должно же быть что-то вечное в этом переменчивом ветреном городе, где свет никогда не с тобой, пока ты до него не дотопаешь. Портовые краны, чайки, «Глечик»… – А-а-а! Аркадия! Асфальт здоровья заканчивается. Навстречу, со стороны вяло угасающих летних веранд Аркадии, привычно вздыбливается асфальт неизбежности. Блеск и нищета. Блеск мишуры и её же нищета. И странные персонажи, каковыми они всегда бывают на последнем издыхании бархатного сезона. Когда пляжники уже не пляжники, а без пяти минут канты. Когда приезжих с Винницкой области по нетленным курсовкам не отличишь от престарелых пересыпьских жиголо начала развала-передела. Когда индустрия прибрежного развлечения напоминает так и не выброшенную к первому мая ёлку. – Мы одолели трассу здоровья! – Мне кажется, что мы одолели не трассу, а само здоровье! – Ты устал? Вот оно! Наконец-то! Месть сладка! – От преодолимого не устают. Эйфория превозмогания – химия покруче адреналина. Только непреодолимое может заставить кого-то из нас опустить руки. – Да ладно! А море? – Пока ты на берегу – та же эйфория. Но… «что будет значить тысяча слов…» – «…когда важна будет крепость руки». – Вот именно. – Всё равно! Чтобы ни происходило на берегу, пока бог не решит, что хватит – всё преодолимо! – Думаешь, богу пока не хватает тех «элитных» бетонных монстров? Или людей, которые там поселятся, свято веря, что «элита» – это про них? – Хочется верить. – К сожалению, это вопрос не веры, а сроков. – Значит, никакой веры? – Никаких религий. – Особенно – религий «элитного жилья»? – В том числе. И хватит демагогии. Ты хотела пить. – Я не хотела. Я – хочу! – Отлично! Побежали! – Почему побежали? – Потому что ты так любишь погружаться в свои глупые мысли, что не видишь дальше собственных глупых мыслей! – В смысле? – Видишь, вон там, тётка, торгующая свежевыжатыми соками в этой осенней ночи, уже сворачивает свою лавку. И мы действительно побежали. Это было так же не сложно, как не сложно было в пять лет. Бежать просто, когда есть то, что тебя манит. Беззаветная ли щенячья радость от всемогущества собственного пятилетнего тела, или просто жажда. Жажда – это просто. Простота жажды заключается в том, что её надо утолять. |