Книга Я выбрал бы жизнь, страница 10 – Тьерри Коэн

После обеда они остались в гостиной. Разговор крутился вокруг Тома. Вскоре Клотильда, пожаловавшись на головную боль, собралась домой. Пьер предложил проводить ее, но она отказалась.

— Оставайся! Все-таки день рождения твоего лучшего друга! — насмешливо фыркнула она, извинилась перед Викторией и мадам Делег и, сухо чмокнув Жереми в щеку, ушла.

Мадам Делег сказала, что ей тоже пора.

— Твой отец, наверно, ждет меня, хочет узнать… Но я еще приду. Теперь, когда я вновь обрела сына… И внука.

— Вы всегда будете желанными гостями, ты и папа.

Жереми обнял мать. Она отстранилась, чтобы лучше разглядеть его лицо, погладила его по щеке и поцеловала. Потом повернулась к Виктории:

— Спасибо… Спасибо за все.

Они тепло расцеловались.

— Можно мне фотографию малыша? — робко попросила мадам Делег. — Мужу будет приятно. Я поставлю ее на буфет в гостиной. Так ведь поступают все бабушки, правда?

Когда за ней закрылась дверь, Виктория подошла к Жереми.

— Ты счастлив? — спросила она, обнимая его.

— Да, я так хотел ее увидеть, — ответил он, улыбаясь с нежностью.

— Не верю своим ушам! — сказала Виктория, обращаясь к Пьеру.

Тот сидел на диване с хмурым видом.

— Ты какой-то странный с утра. Сначала требуешь своих родителей и удивляешься, что они не приглашены. Потом ни с того ни с сего обижаешь Клотильду. Потом молчишь весь обед.

Жереми опустился в кресло и обхватил голову руками.

— Я опять потерял память.

Оба ошеломленно уставились на него.

— Ты шутишь? — воскликнула Виктория.

— Нет, я ничего не помню.

— Как это — ничего? — не понял Пьер.

— Как в прошлый раз.

Он поднял голову и увидел их ошарашенные взгляды.

— Прошлый раз — это для тебя когда? — спросил Пьер.

— Если я правильно понял ситуацию, два года назад.

— Что ты помнишь с тех пор?

— Ничего. Абсолютно ничего.

— А до того?

— Я помню все, что было до моей попытки самоубийства, и потом — день, когда у меня случился первый… приступ. Ничего в промежутке и ничего после.

Виктория опустилась на диван рядом с Пьером.

— Ты серьезно? Не плети небылиц, чтобы оправдать свое поведение!

— Ничего я не плету, я как будто потерялся. Я не знаю, почему поссорился с родителями. Не знаю, что происходит у Клотильды и Пьера. Не понимаю ваших разговоров. Утром, проснувшись, я не знал, чей это ребенок. Мой сын! А я даже не помню нашей свадьбы, Виктория. Я чувствую себя опустошенным, таким опустошенным…

Жереми бессильно откинулся на спинку кресла.

— Черт! — воскликнул Пьер и вскочил. — Этого не может быть! Опять начинается! Врачи же сказали…

Виктория перебила его:

— Ничего они не сказали. Они сами ничего не поняли. «Эмоциональный шок». Все только это и твердили.

— Что было на следующий день после того, как меня положили в больницу? — спросил Жереми. — Я помню, что уснул в больничной палате. Мне было очень плохо. Я бредил.

— На следующий день ты вспомнил все, — ответил Пьер. — Кроме того, что было накануне. Такая вот избирательная амнезия. Врачи хотели тебя еще подержать, но ты отказался. Вышел на работу и больше никогда об этом не заговаривал.

— Они хотели тебя понаблюдать, — подхватила Виктория. — Но ты не ходил к специалистам, когда я тебя записывала. А поскольку все было в порядке, я и не настаивала.

— А в мой день рождения в прошлом году?

— Ты был в норме. Мы опасались рецидива. Врачи посоветовали поберечь тебя накануне, не оставлять одного, запретить спиртное. И все прошло хорошо.

Повисло напряженное, тревожное молчание.

— Надо опять в больницу, — предложила Виктория. — Это единственный выход.

— Нет, я не хочу. Если в прошлый раз они не поняли, что со мной, вряд ли сегодня будет иначе.

— Он прав, — согласился Пьер. — Они ни на что не способны. Сделают из него подопытного кролика, и больше ничего.

— Вы можете предложить что-нибудь получше? — с раздражением спросила Виктория.

— Возможно, мы могли бы рассказать тебе о том, что имело для тебя значение, показать места, в которых ты бывал? — подал идею Пьер.

— Сомневаюсь, что это поможет. Если даже встреча с мамой ничего во мне не пробудила…

— В чем-то ты прав, — кивнул Пьер. — Но в таких вещах нет никакой логики. Может быть, какой-нибудь пустяк, мелочь вызовет реакцию…

— Для начала отменим запланированное на сегодня, — предложил Жереми. — У меня нет больше сил притворяться.

— Ты прав, — решил Пьер. — Прикинь, если твой патрон увидит тебя в этом состоянии… мнемонического отрыва, он может усомниться в твоей надежности. Как раз когда тебе светит повышение…

— Что мне ему сказать? — спросила Виктория.

— Скажи, что у Жереми гастрит. Это проще всего. Не надо ничего объяснять и вполне правдоподобно.

Виктория пошла звонить.

Пьер сел рядом с Жереми и похлопал его по коленке:

— Слушай, ничего страшного не случилось. Если это как в прошлый раз, завтра память к тебе вернется, и… все будет забыто.

— Очень смешно.

— Говори себе, что это только вопрос времени. Ты как будто в дурном сне. Завтра утром проснешься, и он кончится. Все будет хорошо.

— Только я забуду этот разговор и буду знать, что болезнь может вернуться в любую минуту.

— Надо бы все-таки понять, что это… за болезнь.

— Очень трудно просыпаться в таком состоянии. От меня ускользает смысл моей жизни. Меня как будто разрезали на кусочки и разбросали их повсюду. Я восстановил несколько деталей головоломки, но они не соответствуют модели, которую мне показывают, чтобы помочь.

— Я что-то не улавливаю.

— Я не узнаю себя в человеке, которого вы описываете, с которым вы имели дело каждый день. Я люблю моих родителей, я не злой, разве что немного беспомощный. У меня нет коммерческой жилки, я скорее артист. Я не люблю спиртное… Как можно воссоздать память из кусочков человека, которые на этого человека не похожи? Вот скажи мне, каким меня видишь ты?

Пьер смущенно засмеялся:

— Ты тот еще фрукт! Пьяница, сквернослов, скандалист и так далее… — Он приобнял его за плечо. — Но ты хороший человек. Ты мой друг.

— Этот аргумент меня мало утешает, — шутливо отозвался Жереми. — Скажи мне, положа руку на сердце, каким ты меня видишь каждый день?