Книга Трагедия Зет, страница 27 – Эллери Квин

— Ну, ножевую рану легко объяснить. По положению тела на стуле за письменным столом не составляло труда реконструировать само преступление. Должно быть, убийца стоял напротив жертвы — перед столом или чуть в стороне. Он подобрал лежавший на столе нож для бумаг и ударил им жертву. Сенатор инстинктивно поднял правую руку, чтобы отразить удар, и нож скользнул по запястью, оставив порез. Только такую картину я могла воссоздать на основании фактов.

— Браво, дорогая моя! А как насчет другого пореза?

— Я к этому подхожу. Другой порез был сделан не ножом — во всяком случае, не тем ножом, который оставил порез на запястье сенатора, так как он был… ну, неровным, зазубренным, что ли… Но он появился одновременно с первым и четырьмя дюймами выше его. — Я набрала воздух в легкие. — Значит, он был нанесен режущим, но не таким острым, как нож, предметом, находившимся в четырех дюймах от ножа в руке убийцы.

— Великолепно!

— Иными словами, мы должны найти такой предмет. Что же могло находиться на руке убийцы в четырех дюймах от ножа в его кулаке?

— Ну и каков ваш ответ, Пейшнс? — спросил старый джентльмен.

— Женский браслет, — торжествующе воскликнула я, — с драгоценными камнями или филигранью, который поцарапал голую руку Фосетта — не забывайте, что он был в рубашке с короткими рукавами, — когда нож скользнул по его запястью!

Отец что-то пробормотал, а мистер Лейн улыбнулся:

— Проницательно, дорогая, но это не означает, что сенатора Фосетта непременно убила женщина. Ибо на мужской руке имеется предмет, оказывающийся в том же месте, что и браслет на женской, когда рука поднята…

Я тупо уставилась на него. Моя первая оплошность. Мысли лихорадочно вертелись у меня в голове.

— Вы имеете в виду мужскую запонку? Ну конечно! Я думала об этом, но инстинктивно чувствовала, что женский браслет подходит лучше.

Актер покачал головой:

— Никогда так не делайте, Пейшнс. Это рискованно. Строго следуйте логическим возможностям… Итак, мы достигли пункта, позволяющего утверждать, что виновный либо мужчина, либо женщина. — Он улыбнулся. — Возможно, это всего лишь случай недопонимания. Поуп говорил, что любой диссонанс — не до конца понятая гармония. Кто знает? Но продолжайте, Пейшнс, вы меня заинтриговали.

— Кто бы ни использовал этот нож и нанес две царапины — мужчина или женщина, — ясно одно: убийца нанес удар сенатору Фосетту левой рукой.

— Откуда вы это знаете?

— Благодаря элементарной логике. Ножевая рана была на правом запястье сенатора, а царапина от запонки четырьмя дюймами выше на той же руке — то есть левее ножевой раны. Если бы убийца держал нож в правой руке, царапина от запонки находилась бы правее ножевого пореза, что может показать простой тест. Иными словами, нож в правой руке означал бы царапину от запонки справа, а нож в левой — слева. Так как царапина находилась слева от пореза ножом, я пришла к выводу, что убийца нанес удар левой рукой — если только он не стоял на голове, что было бы нелепо.

— Вы должны гордиться вашей дочерью, инспектор, — мягко произнес старый джентльмен и улыбнулся мне. — Просто невероятно, что женщина способна на столь безупречную логику. Вы сокровище, Пейшнс. Продолжайте.

— Пока что вы согласны со мной, мистер Лейн?

— Я падаю ниц перед несокрушимостью ваших выводов, — усмехнулся он. — Пока что они безукоризненны. Но будьте осторожны, дорогая моя. Вы не упомянули очень важный момент.

— Нет, — возразила я. — Просто я еще не дошла до него. При поступлении в тюрьму Алгонкин около двенадцати лет назад Аарон Доу был правшой — об этом факте наряду с другими упоминал начальник тюрьмы Магнус. Вы это имели в виду?

— Да. Любопытно, какой вывод вы сделаете.

— Вот какой. Через два года с Доу произошел несчастный случай, парализовавший правую руку. Поэтому он уже десять лет как левша.

Отец выпрямился.

— Это меня и беспокоит, мистер Лейн! — возбужденно сказал он.

— Думаю, я знаю причину, — отозвался старый джентльмен. — Продолжайте, Пейшнс.

— Мне все ясно, — заявила я. — Хотя я признаю, что подтвердить мое мнение могут только здравый смысл и наблюдательность. Правши и левши предпочитают действовать теми же ногами, что и руками.

— Говори по-американски, — буркнул отец. — Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, папа, что правша старается активнее действовать правой ногой, а левша — левой. Ведь я сама правша и, как правило, охотнее использую правую ногу, что подмечала и у других. Я права, мистер Лейн?

— Вряд ли я являюсь авторитетом в этой области, Пейшнс. Но думаю, медицинское сообщество вас бы поддержало. Что дальше?

— Мое следующее предположение состоит в том, что если правша лишается возможности действовать правой рукой и вынужден учиться орудовать левой, как Аарон Доу в течение десяти лет, то у него и левая нога активизируется, несмотря на то что правая не повреждена. Вот в чем сомневается отец. Но это выглядит логичным, не так ли?

Лейн нахмурился:

— Боюсь, Пейшнс, логика не всегда приложима к физиологическим фактам.

У меня упало сердце — если этот пункт будет опровергнут, вся моя теория рухнет.

— Но…

Я снова преисполнилась надежды.

— В вашей истории фигурирует другой факт, который чрезвычайно показателен. А именно — что Аарон Доу одновременно с параличом правой руки лишился правого глаза.

— Ну и что это меняет? — озадаченно спросил отец.

— Очень многое, инспектор. Несколько лет назад я консультировался у специалиста по этому поводу. Помните дело Бринкера, в котором вопрос о левше и правше был так важен?

Отец кивнул.

— Так вот, специалист сказал мне, что привычка пользоваться правой или левой рукой объясняется окулярной теорией, согласно которой в детстве все движения зависят от зрения. Он добавил, что нервные импульсы, связанные со зрением, руками, ногами, речью, письмом, аккумулируются в одном и том же отделе мозга — я забыл точный термин. Зрение бинокулярно, но образы, видимые каждым глазом, достигают сознания по отдельности. Один из глаз действует как ружейный прицел, а правый это глаз или левый, определяет, правша или левша данный индивидуум. Если глаз-прицел лишается зрения, его функции передаются другому глазу.

— Я понимаю, куда вы клоните, — медленно произнесла я. — Согласно окулярной теории, правша «прицеливается» правым глазом, а если теряет его, прицельные качества переходят к левому, и это психологически действует таким образом, что человек становится левшой?

— Грубо говоря, да. Конечно, насколько я понимаю, тут участвуют и другие факторы. Но Доу последние десять лет был вынужден пользоваться исключительно левым глазом и левой рукой. В таком случае я уверен, что это вынудило его стать, так сказать, «левоногим».