
Онлайн книга «Все ради любви»
— Поступать, — уверенно сказал Дэвид. Совет был правильным, и Лорен это знала. Во всяком случае, понимала умом, а вот сердцем — нет. Как она сможет растить и воспитывать ребенка, не имея образования, не имея перспектив? Она постоянно думала о своей матери, которая днем стригла клиентов, по вечерам пила, а в промежутках искала любовь. Она вздохнула. Реальность, острая как гвозди, пробивала ее оборону. Ей так хотелось учиться в университете. Это был шанс прожить другую жизнь, не такую, какая была у ее матери. Лорен медленно подняла глаза на Дэвида: — Адвокат, говоришь, нашел хороших людей, готовых усыновить ребенка? — Очень хороших. — А мы можем увидеться с ними? Мы можем сами выбрать семейную пару? Радость буквально преобразила лицо Дэвида, он снова превратился в того самого мальчишку, в которого она когда-то влюбилась. Он стиснул ее в объятиях так, что она едва не задохнулась, и крепко-крепко поцеловал. — Лорен, я тебя обожаю, — произнес он, отстраняясь. Однако Лорен не нашла в себе сил разделить его энтузиазм. Его радость подействовала на нее как холодный душ. — Ты всегда получаешь желаемое, да? — зло сказала она. Улыбка Дэвида угасла. — В каком смысле? Лорен ответила не сразу. Ребенок и Дэвид — вот что было главным в ее жизни, но иметь одновременно и то и другое она не могла, и от этого душу захлестывала обида и злость. Однако она не собиралась ничего объяснять Дэвиду, поэтому лишь сердито буркнула: — Ни в каком. — Черт побери, Лорен! Да что с тобой такое? Я уже не знаю, как с тобой говорить, потому что ты меняешь свое мнение каждую минуту. Что я ни скажу, все плохо! — Как будто ты когда-нибудь говорил правильные вещи. Ты всегда хотел от меня только одного: чтобы я избавилась от него. — Значит, я должен был тебе врать? Изображать радость и восторг? Ты думаешь, мне хочется разрушать свое будущее и становиться отцом? — А мне? Это подло, Дэвид! — Лорен оттолкнула его. Ей показалось, что он сдулся, полегчал прямо у нее на глазах. — Меня достала вся эта история! — Вот и хорошо! Они стояли и зло смотрели друг на друга. Наконец Дэвид протянул к Лорен руки и сказал: — Прости. Серьезно, я виноват. — Все это губит нас, — проговорила Лорен. Дэвид взял ее за руку и повел к дивану. Они сели и замерли, чувствуя себя так, будто их разделяют многие мили. — Давай перестанем ссориться и все обсудим, — предложил он. — Все. Энджи захлопнула дверцу машины и направилась к складскому отсеку С-22. В этом длинном, приземистом здании таких отсеков было много. Да и складских зданий в зоне было немало. На воротах висели таблички «Склад А-1», «Соблюдайте меры безопасности», «Не забывайте запирать помещение». Энджи помедлила. Ключ холодил ладонь и казался чужеродным предметом. Она едва не повернула назад, едва не убедила себя в том, что у нее не хватит сил пройти через это. Но именно страх, что она так и не распрощалась со своим прошлым, заставил ее двинуться вперед. С трудом переставляя ноги, она в конечном итоге добралась до ворот, вставила ключ в замок и отперла его. Широкая дверь с лязганьем и клацаньем поехала вверх и остановилась под потолком. Энджи щелкнула выключателем. Лампочка осветила коробки и мебель, накрытую старыми простынями и одеялами. На этом складе хранились остатки ее распавшегося брака: кровать, которую они с Конланом купили на Пайонир-сквер и на которой спали все эти годы; письменный стол, за которым он работал; огромный диван, купленный специально для того, чтобы на нем могло разместиться все семейство и смотреть телевизор. Однако Энджи пришла сюда не за этими напоминаниями о том, какой она когда-то была. Она пришла сюда ради Лорен. Перебирая коробки, она продвигалась все дальше в глубь помещения и наконец в углу нашла то, что искала. Три коробки с надписью «Детская». По идее ей следовало бы просто перенести эти коробки в машину, но вместо этого она встала на колени на холодный пол и открыла первую из них. На стопке фланелевых пеленок лежал ночник в виде Винни-Пуха. Энджи предполагала, какие чувства нахлынут на нее, когда она будет разглядывать все эти предметы, подобранные тщательно, с любовью, но так никогда и не востребованные. Они были кусочками ее сердца, отколовшимися по пути, но не забытыми. Она достала из коробки белый комбинезончик и поднесла его к лицу. У него не было запаха. Он не пах ни детской присыпкой, ни шампунем «Джонсон и Джонсон». Хотя что в этом удивительного? Ведь его никто не носил. И некому было просыпаться от света из бочонка с медом, который держал в руках Винни-Пух. Энджи закрыла глаза, вспоминая, как ходила беременная, как потом упаковывала все эти вещи. Перед ее мысленным взором вновь возникла крохотная темноволосая девочка с ярко-голубыми, как у ее папы, глазами. — Позаботься о нашей Софи, — прошептала она, обращаясь к своему отцу. Энджи встала. Настала пора извлечь все эти вещи из бездушного мрака склада и использовать их по назначению, для детской. Она перетащила коробки в машину, опустила ворота и заперла склад. Когда она уже садилась за руль, полил дождь. Энджи не верилось, что ей может быть так хорошо. Ей стало ясно, что все эти годы скорбь и тоска застилали ей горизонт, не пропуская свет. Она поняла: все эти вещи, детская одежда и игрушки, держали ее в плену, а сейчас она наконец освободилась. Она жалела, что ее не видит Конлан, который в прежние годы часто заставал ее рыдающей над детскими пеленками, или над одеяльцем, или над распашонкой. В этих коробках не было ни единой вещи, не омытой ее слезами. Энджи нажала на мобильнике одну из кнопок быстрого набора. — Отдел новостей. — Привет, Кэти, — произнесла Энджи в трубку. — Это Энджи. Конлан на месте? — Конечно. Через мгновение на том конце раздался голос Конлана: — Привет. Ты в городе? — Нет. Возвращаюсь в Вест-Энд. — Ты едешь не в том направлении. Она рассмеялась: — Отгадай, что у меня в багажнике. — Последний писк моды. Энджи чувствовала себя, как алкоголик, который наконец-то признался себе в том, что у него есть проблемы. Коробки, лежавшие сейчас в багажнике, имели для нее такой же терапевтический эффект, как для запойных пьяниц — собрание «Анонимных алкоголиков». — Детские вещи. Наступила пауза, потом она услышала его встревоженный голос: — В каком смысле? |