
Онлайн книга «Бар "Либерти"»
— Если хотите… Комиссар прекрасно знал то состояние духа, в котором пребывал последние два или три часа! И как всегда в таких случаях страшно злился на себя. И ничего не мог с собой поделать… Ощущение ошибки… Это ощущение не покидало его с момента встречи с Сильви на пороге гостиницы… И в то же время что-то толкало упрямо двигаться дальше! Хуже того! Он рвался вперед еще более рьяно, не теряя надежды убедить себя, что он все-таки прав! Лифт поднимался с чуть слышным скрипом хорошо смазанной стали. А Мегрэ мысленно повторял полученное им распоряжение: «Чем меньше шума, тем лучше!» Именно поэтому он и оказался в Антибе! Чтобы помочь избежать скандала, лишних разговоров! В другой ситуации он вошел бы в номер Брауна без трубки. Но сейчас намеренно закурил ее. И лишь потом постучался в дверь. Не дожидаясь ответа, вошел. И оказался в той же самой атмосфере, что и накануне: Браун ходил взад и вперед по комнате, безукоризненно одетый, давал распоряжения секретарю, отвечал по телефону и диктовал текст очередной каблограммы в Сидней. — Вы не могли бы подождать одну минуту! Никаких следов беспокойства! Этот человек чувствовал себя спокойно и уверенно в любой житейской ситуации! Разве он хоть чем-то выдал свое волнение, когда утром в довольно необычных условиях провожал в последний путь отца? Да и присутствие четырех женщин нисколько не вывело его из себя! А в полдень вышел из весьма сомнительной гостиницы — и хоть бы что! Если не считать секундного замешательства! Продолжая диктовать, Гарри Браун поставил на столик возле Мегрэ коробку с сигарами и нажал на кнопку электрического звонка. — Отнесите телефон в мою комнату, Джеймс. А появившемуся метрдотелю: — Виски! Чего больше было в этом поведении — позерства или естественности? «Все дело в воспитании! — подумал Мегрэ. — Он, верно, обучался в Оксфорде или Кембридже…» Это была старая зависть комиссара к выпускникам таких учебных заведений, не то что у него! Зависть, смешанная с восхищением! — Унесите машинку, мадемуазель. И опять-таки без прокола! Заметив, что руки машинистки заняты блокнотами и карандашами, Браун сам взялся за тяжелую пишущую машинку и отнес ее в соседнюю комнату, после чего закрыл дверь на ключ. Затем подождал метрдотеля и, когда тот принес виски, попросил его обслужить Мегрэ. Наконец они остались вдвоем, и Гарри Браун вытащил бумажник из своего кармана, вынул оттуда листок гербовой бумаги и, бросив на него взгляд, протянул комиссару. — Прочтите… Вы знаете английский?.. — Довольно плохо. — За эту бумагу сегодня после полудня я заплатил двадцать тысяч франков в гостинице «Босежур». Он сел. Словно дав сигнал к началу беседы. — Я должен вам сперва кое-что объяснить… Вы знаете Австралию?.. Жаль… Мой отец до женитьбы владел очень большим участком земли… Под стать какому-нибудь французскому департаменту… После свадьбы он превратился в крупнейшего австралийского овцевода, поскольку моя мать в качестве приданого преподнесла ему землю почти такой же площади… Гарри Браун говорил намеренно медленно и четко, избегая лишних слов. — Вы протестант? — спросил Мегрэ. — Как и вся семья. И все родственники по линии матери. Он собирался продолжить рассказ, но Мегрэ перебил его: — Ваш отец не учился в Европе, не так ли? — Да, вы правы! Тогда это не было модно… Он приехал сюда лишь через пять лет после женитьбы… Когда уже имел троих детей… Пусть Мегрэ в чем-то и ошибался, какая разница, но мысленно он представлял услышанное в конкретных картинах: огромный, но строгий, без всяких украшений дом, стоящий посреди земельных угодий. Его хозяева — люди весьма серьезные и похожи на пресвитерианских пасторов. Уильям Браун, получив в наследство дело отца, женился, завел детей и все время отдавал работе… — Однажды ему пришлось отправиться в Европу из-за судебного разбирательства… — Он поехал один? — Да, один. Дальше все проще простого! Париж! Лондон! Берлин! Лазурный берег! Среди всего этого блеска и разнообразнейших соблазнов Браун с его колоссальным состоянием ощутил себя настоящим королем. — И назад не вернулся! — вздохнул Мегрэ. — Да! Ему захотелось… Судебное дело затянулось. Новые знакомые австралийского скотовода водили его развлекаться. Он знакомился с женщинами. — В течение двух лет он постоянно откладывал свое возвращение… — А кто занимался вместо него делами? — Моя мать… И брат матери… А потом отсюда стали приходить письма, в которых нас уведомляли, что… Достаточно! Мегрэ все прекрасно понял. Браун, не знавший ничего и никого, кроме пастбищ, овец, ближайших соседей и нескольких пасторов, пустился в невообразимый загул, открыв для себя неведомые прежде удовольствия жизни… Он без конца откладывал возвращение… Тянул с судебным разбирательством… А когда суд закончился, находил все новые и новые предлоги, чтобы остаться… Купил себе яхту… Ведь он входил в узкий круг людей, их наберется лишь несколько десятков, которые могли все купить, все себе позволить… — И тогда ваша мать с дядей сумели добиться над ним опекунства? Там, на другом конце планеты, шла борьба. Принимались решения! И в одно прекрасное утро, в Ницце или в Монте-Карло, Уильям Браун проснулся, имея за душой лишь относительно небольшую ренту. — Довольно долго он продолжал жизнь в долг, и мы платили за него… — сказал Гарри. — А затем отказались? — Простите, но я выплачивал ему ежемесячную ренту в пять тысяч франков… Мегрэ почувствовал, что Браун что-то недоговаривает и испытывает некоторое неудобство, а потому внезапно спросил: — А что вы приехали предложить отцу за несколько дней до его смерти? Он тщетно вглядывался в лицо собеседника, тот нисколько не смутился и ответил, как всегда просто: — Несмотря ни на что, он обладал определенными правами, не так ли?.. Почти пятнадцать лет он отказывался согласиться с постановлением суда… У нас там шел крупный процесс… Им занималось одних только адвокатов пять человек… До окончательного решения приходилось довольствоваться правилами временных договоренностей, согласно которым нам запрещалось проводить крупные финансовые операции… — Минуточку!.. Получается, что ваш отец жил здесь сам по себе, а в это время в Австралии его интересы защищали адвокаты? |