Онлайн книга «"А Фелисити-то здесь!"»
|
— А револьвер? — спрашивает он. — Никакого револьвера не было. И вы это сами прекрасно знаете, раз читали полицейский рапорт. В комнате убитого над камином модель трехмачтовой шхуны. На стенах все картины изображают парусники. Мегрэ мог бы подумать, что находится в комнате бывшего моряка, если бы жандармский лейтенант, который вел расследование, не рассказал ему о забавных приключениях Деревянной Ноги. Жюль Лапи никогда не был моряком. Он служил счетоводом в Фекане, в фирме, продававшей оснащение для морских судов: паруса, тросы, шкивы, а также продукты питания для долгих рейсов. Закоренелый холостяк, мелочный до маниакальности, бесцветный, ограниченный. Брат его работает плотником на судоверфи. Однажды утром Жюль Лапи — ему тогда было лет сорок — поднялся на борт «Святой Терезы», трехмачтового корабля, которому в тот же день предстояло сняться с якоря и отправиться в Чили за фосфатами. Лапи явился на судно с поручением весьма прозаическим: удостовериться, все ли товары доставлены, и потребовать у капитана оплаты. Что же происходит? Моряки, жители Фекана, всегда подсмеивались над педантом счетоводом, который выглядел испуганным, всякий раз, поднимаясь по долгу службы на борт судна. Так произошло и в тот раз. С ним по обычаю чокнулись. Его заставили. Бог знает, сколько ему пришлось выпить, чтобы так наклюкаться? Однако, когда во время прилива «Святая Тереза» скользила между молами нормандского порта, выходя в открытое море, мертвецки пьяный Жюль Лапи храпел в углу трюма, а команда считала, что он давно уже на земле — по крайней мере, все они так утверждали! Трюмы закрыли. И только два дня спустя обнаружили счетовода. Капитан отказался повернуть обратно, уклониться от курса, и вот таким образом Жюль Лапи, который в то время имел еще обе ноги, оказался на пути к мысу Горн. Во время того путешествия он лишился ноги. Несколько лет спустя, в понедельник, его убьют из револьвера через несколько минут после того, как он бросит сажать помидоры. А Фелиси тем временем будет делать покупки в новой лавке Мелани Шошуа. — Спустимся вниз… — вздохнул Мегрэ. В доме спокойно и приятно благодаря игрушечной чистоте и вкусным запахам! Столовая, справа, превращена в покойницкую. Комиссар только приоткрыл дверь в комнату. Ставни закрыты, и лишь тоненькие лучи света проникают в комнату. Гроб стоит на столе, покрытом сукном, а сбоку салатник, наполненный святой водой, и в ней плавает веточка самшита. Фелиси ждет Мегрэ на пороге кухни. — В общем, вы ничего не знаете, вы ничего не видели, вы не имеете ни малейшего представления о том, кого ваш хозяин… кого Жюль Лапи мог принимать в ваше отсутствие… Она смотрит на него, не отвечая. — И вы уверены, что, когда вернулись, на садовом столе стояла только одни рюмка? — Я видела только одну… Но если вы видите две… — У Лапи кто-нибудь бывал? Мегрэ садится возле газовой плитки. Он охотно чего-нибудь бы выпил, охотнее всего того розового вина, о котором ему говорила Фелиси. Вероятно, оно-то и хранится в бочке, виднеющейся в прохладной тени погреба. Солнце поднялось выше и мало-помалу высушило осевший на оконных стеклах пар. — Он не любил гостей… Занятный человек. Его существование совершенно меняется после неожиданного путешествия к мысу Горн. Он возвращается в Фекан на деревянной ноге, и все охотно подсмеивеются над его приключениями. Он живет еще более замкнуто и начинает долгую тяжбу с владельцами «Святой Терезы». Он настаивает, что во всем виновата компания: он попал на корабль не по своей воле, и, следовательно, судовладельцы несут полную ответственность за несчастный случай. Он очень высоко оценил свою потерянную ногу и выиграл тяжбу. Суд присудил ему довольно большую пенсию. Жители Фекана продолжают подсмеиваться над ним. Он решает уехать от своих земляков, а заодно расстаться с морем, которое ненавидит, и одним из первых соблазняется широковещательными проспектами создателей Жанневиля. Затем выписывает себе служанку — девушку из Фекана, которую знал еще ребенком. — Сколько лет вы у него прожили? — Семь лет… — Сейчас вам двадцать четыре… Значит, вам было семнадцать, когда… Мегрэ задумался и неожиданно спросил: — У вас есть любовник? Она смотрит на него, не отвечая. — Я вас спрашиваю, есть ли у вас любовник? — Моя личная жизнь касается только меня. — Вы принимали его здесь? — Я не собираюсь вам отвечать. Отхлестать бы ее по щекам. Минутами Мегрэ хочется залепить ей пощечину или потрясти за плечи. — Ведь я все равно до всего докопаюсь… — Ни до чего вы не докопаетесь… — Ах так! Не докопаюсь… Он останавливается. Это уже слишком глупо! Неужели он будет пререкаться с девчонкой? — Вы уверены, что вам нечего мне сказать? Подумайте хорошенько, пока еще не поздно. — Я уже обо всем подумала. — Вы ничего от меня не скрываете? — Это было бы трудно! Говорят, вы настолько хитры, что от вас ничего не скроешь. — Ладно, увидим! — Не то уже видели! — Что вы собираетесь делать, когда сюда приедут родственники и Деревянную Ногу похоронят? — Не знаю. — Вы думаете остаться здесь? — Может быть. — Надеетесь стать его наследницей? — Весьма возможно. Мегрэ никак не удается сохранить спокойствие. — Во всяком случае, дитя мое, зарубите себе на носу одно: пока будет вестись следствие, я запрещаю вам отлучаться отсюда без разрешения полиции. — Значит, я не имею права выйти из дома? — Нет! — А если мне захочется куда-нибудь сходить? — Вы попросите у меня разрешения. — Вы думаете, я его убила? — Я думаю все, что мне нравится, и вас это не касается. С него достаточно. Он взбешен. Он злится на себя, что доведен до такого состояния из-за какой-то Фелиси. Ей двадцать четыре года? Да где там! Она ведет себя, как девчонка двенадцати или тринадцати лет, выдумывает всякое и мнит о себе бог знает что. — До свидания! — До свидания! — Кстати, что вы будете есть? — За меня не беспокойтесь. Я не позволю себе умереть с голоду. В этом он убежден. Он представляет себе: едва он уйдет, как Фелиси сразу же усядется за кухонный стол и станет медленно есть что придется, читая при этом одну из тех книжонок, которые она покупает у мадам Шошуа. |