Книга Гений пустого места, страница 80 – Татьяна Устинова

Он никогда не задумывался о том, почему по научной классификации принадлежит к классу позвоночных, а теперь понял. Он принадлежит к классу позвоночных, потому что у него есть позвоночник, который сейчас окостенел, затвердел и покрылся инеем, как у попавшего в снежную лавину динозавра.

Только что динозавр мирно ощипывал листву с реликтовых берез, реликтовых дубов и, быть может, реликтовых кленов, но на него свалилась лавина, и он окостенел.

Окостеневший динозавр Хохлов сидел, сильно выпрямившись и глядя остекленевшим взором в одну точку. Родионовна от шеи потихоньку переместилась к его груди, для чего ей приходилось проводить серьезные работы, изворачиваться и то одной, то другой рукой придерживать его джемпер, который все норовил вернуться на место и скрыть от нее любимого.

Потом джемпер ей надоел. Она завозилась у Хохлова на коленях – он опять чуть не заплакал, – сдернула с него джемпер и швырнула себе за спину. Некоторое количество голого Хохлова оказалось теперь в ее полном распоряжении, и она хорошенько им попользовалась.

Ледниковый период миновал так же внезапно, как и нагрянул, пришла даже не оттепель, а великая жара, лед растаял, и динозавр Хохлов стек по спинке брудастого дивана, так что одно плечо у него оказалось висящим в воздухе, другое – зажато большим количеством несгибаемого поролона, а шея вывернута под странным, неестественным углом. Должно быть, так и положено оттаявшим динозаврам. Сверху на нем сидела Родионовна и проделывала ужасные вещи.

Его язык прилип к гортани, сердце сотрясалось так, что было слышно, казалось, в скверике возле памятника Циолковскому, и дышать было трудно, очень трудно.

Бенгальский огонь, не простой, а какой-то на редкость здоровенный, загорелся внутри, искры полетели, и там, куда они падали, все шипело и болело от ожогов.

Он все хотел что-то ей сказать и, кажется, сказал, а потом оказалось, что нет, потому что они целовались отчаянно, а Хохлову было хорошо известно, что невозможно говорить и целоваться одновременно.

Когда она стащила с него джинсы, Хохлов опять призвал на помощь Джоуля вместе с Томсоном, и опять они ничем ему не помогли.

Все теперь держалось на тоненькой ниточке, и бенгальский огонь вот-вот должен был ее прожечь.

В какой-то момент мир вокруг них перевернулся вверх ногами, по крайней мере, так почудилось Хохлову, который видел теперь все будто со стороны, и оказалось, что Родионовна неудобно лежит на диване, и Хохлов нависает над ней, и у нее широко распахнутые серые глаза, и пылающие щеки, и приоткрытые в нетерпении губы, и она нетерпеливо подгоняет его, словно не в силах дождаться.

Искра пережгла ниточку, все рухнуло, обвалилось и с грохотом покатилось к финалу, и тут они оба увидели, как близок ревущий водопад, над которым сияет радуга, а у подножия лежит весь мир, от самой далекой звезды до самой последней песчинки, и что этот мир огромен и прекрасен и весь принадлежит им, пусть только один миг, но принадлежит, весь целиком, и за обладание им можно отдать полжизни, и именно это и имелось в виду, когда затевалась вся история, название которой «любовь»!

Казалось, оттаявший динозавр в какой-то миг вдруг затрубил на весь свет о своей победе и о своем новом знании, а может, и не трубил, но победа была полной и окончательной.

Вскоре после победы динозавру пришлось передислоцироваться. Лежать вдвоем на диване оказалось невозможно, впрочем, и лежанием это трудно было назвать. Скорее, свисанием.

Они свисали некоторое время, потом зашевелились, задвигались и приняли более устойчивое положение.

Какое-то время они просто тяжело дышали, глядя прямо перед собой, а потом повернули головы и взглянули друг на друга.

– Я только одного не понял, – сказал Хохлов после некоторого молчания, – где ты успела так развратиться?.. Меня же не было в твоей жизни!

– Я развратилась только что, – объявила Арина. – На твоих глазах. И я очень хочу пить.

Тут они проворно поднялись с дивана и одновременно ринулись в сторону кухни.

– Я тебе принесу! – сказал Хохлов.

– Лежи, я сама налью, – сказала Родионовна.

И они опять посмотрели друг на друга.

Бенгальский огонь потерял свою силу и теперь лишь тихонько и приятно шипел внутри, и Арина, взглянув на Хохлова, вдруг осознала, как он выглядит и что именно на нем осталось из одежды. Она сама выглядела ничуть не лучше, и, только что развратившаяся Арина ахнула и изменила маршрут. Не добежав до кухни, она свернула в ванную, натянула шелковый халат, который когда-то был розовым, а потом приобрел неопределенно бежевый оттенок, кинулась на кухню и бросилась Хохлову на шею.

Он пил воду из бутылки и немного пролил, когда она бросилась на него.

– Хочешь?

Она взяла у него бутылку, закинула голову и тоже стала жадно пить. Хохлов смотрел, как двигается ее горло.

– После секса всегда сушняк? – осведомилась она, оторвавшись от бутылки, и снова стала пить. Хохлов все любовался ею.

– Хочешь, я тебя покормлю? – спросила она, напившись вволю. – Ты же небось голодный приехал! Я сейчас могу быстренько…

– Ты сказала, что у тебя ничего нет, – возразил Хохлов.

Незастегнутые джинсы все время уезжали с задницы и, чтобы не придерживать их рукой, он сел на табуретку и поставил Родионовну между собственных коленей.

– У меня всегда есть банка консервированной ветчины, – объявила Родионовна, обняла его за голову и прижала к истертой шелковой ткани, под которой очень сильно билось ее еще не остывшее сердце. Она подозревала, что сердце теперь не остынет никогда. – Мне часто некогда сходить в магазин, или сил нет, и я всегда держу банку ветчины и сосисок, чтобы не умереть с голоду. Хочешь?

– Чего?

– Ветчины или сосисок? Или и того и другого?

Хохлов взял Арину руками пониже спины и придвинул к себе поближе. От ее халата пахло ванной, духами и ею самой. Он порылся носом, нашел то, что искал, уткнулся и опять почувствовал трепет, который вполне можно было характеризовать, как благоговейный, если бы он не перерастал так быстро в самое обыкновенное вожделение.

Прежде, до ледникового периода и воспоследовавшего потепления, его простые и незатейливые эмоции не перерастали так быстро в это самое вожделение.

Он еще порылся носом – Родионовна замерла и дышать перестала – поднял голову и предложил загадочно:

– Давай еще разочек? Быстренько! Пока дети в школе.

– Какие дети, Хохлов? – спросила она дрогнувшим голосом. – Или после секса у тебя наступает не только сушняк, но и маразм?..