Онлайн книга «Хождение под мухой»
Витенька не пришел вовремя домой, а где-то около одиннадцати вечера позвонила женщина и сообщила: – Витя тяжело заболел, инфекция опасная, очень заразная, посещать его нельзя. Анне Ивановне, между прочим, стукнуло семьдесят. Ей уже тяжело мотаться с сумкой продуктов по больницам. Потому старушка только обрадовалась, услыхав, что в клинике карантин. Ну а затем вновь перезвонила та же дама и сказала: – Ваш внук скончался. Анна Ивановна старательно делала вид, что убита горем, но в душе радовалась такому повороту событий. Значит, гадкая Наина с наглыми, густо накрашенными ресницами никогда не окажется на ее жилплощади. И еще больше ей повезло, что Витенька умер в такой великолепной больнице. – Замечательные врачи, – ахала Анна Ивановна, – ласковые, обходительные, ни копейки ведь не дала, а встретили, словно родную! Сначала бабусю напоили чаем с изумительно вкусным печеньем, а потом женщина, видно, самая главная, развела руками: – Уж извините, Анна Ивановна, мы старались, как могли, но Виктор поступил в запущенном состоянии. – Бог дал, бог взял, – перекрестилась старушка, – тело, можно, у вас пока полежит? Буду по знакомым деньги собирать на похороны. Врачи переглянулись, и женщина сказала: – Мы чувствуем себя виноватыми, поэтому поможем со скорбными церемониями. И Витю похоронили за счет больницы. Анна Ивановна, увидав в гробу внука, впервые «надевшего» костюм, даже умилилась: экий красавец. Все было, как у людей, домовина, и даже два венка. Один в складчину купили коллеги по работе, другой заказали врачи. К родственникам Лакова Филиппа Матвеевича я ехала обуреваемая самыми разными мыслями. Похоже, опять бегу не в том направлении. Добровольные доноры Панкратов и Самохвалов не оставили после себя безутешных родственников. Брезжила слабая надежда на то, что у Филиппа Лакова целая квартира братьев и сестер, до сих пор носящих траур. Едва докатив до нужного дома, я сразу поняла, почему у Лакова в документах не был указан номер квартиры. Общежитие. У входа сидела бабка с газетой. – Здравствуйте, – притормозила я. – Кхм-кхм, – отозвалась дежурная. Решив, что это приветствие, я задала следующий вопрос: – Подскажите, в какой комнате проживает Лаков? – Кхм-кхм. – Не поняла, извините. – Кхм-кхм. – Где? – Чего привязалась, – заорала бабка, отодвигая газету, – русским языком который раз отвечаю: не знаю. Тут чистый караван-сарай, кто, где и с кем живет, ни за что не разобрать. Дурдом. Ступай по комнатам, коли не лень ноги топтать. Я послушно пошла вперед, стуча в каждую дверь. Про Лакова не слышал никто. Счастье улыбнулось на втором этаже. Усталая женщина в грязной кофте и сильно потертых джинсах переспросила: – Лакова? Фильку? Так он помер. – Да ну?! Что же случилось? – Хрен его разберет, – ответило милое создание, – тут если кто к чертям спускается, мигом понятно отчего. Пьют по-страшному. Только Филька к бутылке не прикладывался. Фаина говорила, какая-то зараза с ним приключилась, то ли грипп, то ли еще чего, да вы у ней спросите. – У кого? – Да у жены Фильки, Фая ее зовут, рядом со мной живет. Я ткнулась в соседнее помещение: – Фаину можно увидеть? Безобразно толстая молодая женщина с грязными, свернутыми в пучок волосами подняла голову: – Вам кого? – Лаков Филипп тут жил? Хозяйка поднялась из кресла, и я поняла, что она беременна на последнем месяце. – Вы Фаина? – продолжила я, видя, что жена Филиппа не торопится вступить в разговор. – Вы его супруга? – Филька помер, – равнодушно бросила тетка, – имейте в виду, если он и у вас деньги одалживал, то я отдавать ничего не стану! Это не я брала, а Филипп. Вы уже десятая, кто свои кровные получить хочет. Что же мне, мебель распродавать, голой остаться? Между прочим, я вышла замуж за приличного мужчину, и скоро мы отсюда съедем в свою квартиру, вот так. И она гордо посмотрела на меня. Для человека, который провел большую часть жизни в общежитии, собственное жилье – огромная радость. – Поздравляю, – вполне искренне сказала я, – пусть у вас будут счастье и удача на новом месте, пусть ваш ребеночек родится в красивой квартире и никогда не узнает, как тяжело пришлось его матери. Лицо Фаины разгладилось, глаза подобрели. – Слышь, – проговорила она, – давай чаю выпьем? Мы сели за стол и завели обстоятельный разговор на самую интересную для хозяйки тему: какие распашонки лучше – на завязочках или на кнопочках? – Это у вас первый? – поинтересовалась я. Фаина кивнула. – От Филиппа детей не было. – Почему? Болел, да? Фаина ухмыльнулась: – Вы его хорошо знали? – Вашего покойного мужа? Не очень. – Что же деньги в долг дали? – Это супруг мой кошелек расстегивал, – сумела выкрутиться я. Фаина вздохнула: – Жлоб он был, только о деньгах и думал, ничего больше его не волновало. Как вспомню, так вздрогну! Даст на хозяйство копейки, потом попрекать начинает! Много потратила, не уложилась. Все расходы велел в тетрадочку записывать, чеки проверял. Не дай бог колготки купить или губную помаду. Драться мигом кидался… – Может, он мало зарабатывал, вот и боялся, что не хватит средств на жизнь! Фаина хмыкнула: – Да нет, нормально получал, на стройке работал, в свободное время людям ремонты делал. Филька хороший специалист был и не пьющий совсем. Мужик хоть куда, одна беда – жадный. Причем на себе не экономил, а жена, полагал, в рванине ходить должна. Знаете, зачем он денег у людей наодалживал? Машину хотел. Вот втемяшилось ему «Жигули» заиметь, да не какие-нибудь, а «девятку» дорогущую. Уж я его просила, просила: «Давай на квартиру копить, ну сколько можно в общежитии жить?» |