Книга Джек Ричер, или Ловушка, страница 45 – Ли Чайлд

— Могу я предложить вам кусочек кекса? — спросила она.

Ричер посмотрел на плиту и увидел фарфоровую тарелку, накрытую видавшей виды льняной салфеткой. Она что-то для него испекла.

— И кофе?

Рядом с плитой стояла древняя кофеварка из ярко-зеленой эмали со стеклянной шишечкой наверху. От нее к розетке шел шнур с потрепанной оплеткой из ткани.

— Я люблю кофе с кексом, — сказал Ричер.

Хозяйка кивнула с довольным видом, сделала шаг вперед, задев своими шуршащими юбками дверцу духовки, и тонким дрожащим пальцем нажала на кнопку кофеварки. Все было приготовлено заранее.

— Всего пара минут, и кофе готов, — сказала она, затем замолчала и прислушалась.

Старая кофеварка начала громко булькать.

— Идемте, я познакомлю вас с мистером Хоби. Он проснулся и очень хочет вас видеть. Пока варится кофе.

Она провела его по коридору в заднюю часть дома и маленькую гостиную, наверное, двенадцать на двенадцать футов, заставленную креслами, диванами и высокими застекленными шкафами с фарфором. В одном из кресел сидел старик в строгом костюме из голубой саржи, сильно поношенном и потертом, по крайней мере на три размера больше, чем требовалось его усохшему телу. Ворот рубашки болтался на худой шее. Редкие шелковистые пучки — вот все, что осталось от его волос. Тонкие, костлявые руки, лежавшие на подлокотниках кресла, выглядывали из рукавов, точно два карандаша. Из носа торчали прозрачные трубки, закрепленные за ушами. На столике с колесами рядом с ним стоял баллон с кислородом. Старик поднял голову и сделал глубокий вдох, чтобы набраться сил и поднять руку.

— Майор Ричер, я очень рад с вами познакомиться, — сказал он.

Ричер сделал шаг вперед, взял руку и пожал. Она оказалась сухой и холодной, похожей на руку скелета, обернутую фланелью. Старик замолчал, вдохнул кислорода и сказал:

— Меня зовут Том Хоби, майор. А эта симпатичная дама — моя жена Мэри.

— Я рад с вами познакомиться, — сказал Ричер. — Но я больше не майор.

Старик кивнул и вдохнул новую порцию кислорода.

— Однако вы служили в армии, — проговорил он. — И я считаю, что вы имеете полное право на свое звание.

В нижней части одной из стен был вделан камин из плитняка, на его полке стояло множество фотографий в красивых серебристых рамках. По большей части цветные снимки молодого человека в форме оливкового цвета, в разных позах и местах. Среди них Ричер разглядел одну старую черно-белую фотографию с изображением мужчины в форме, высокого, с прямой спиной, улыбающегося, явно принадлежавшего к другому поколению военных. Возможно, это был сам мистер Хоби до того, как сердце начало потихоньку убивать его изнутри, хотя наверняка Ричер сказать бы не мог. Они совсем не были похожи.

— Это я, — подтвердил Хоби, проследив за его взглядом.

— Вторая мировая? — спросил Ричер.

Старик кивнул, и в его глазах появилось грустное выражение.

— Я так и не попал на фронт, — сказал он. — Я пошел добровольцем задолго до набора, но у меня уже тогда было слабое сердце. Меня не пустили. Так что я служил на складе в Нью-Джерси.

Ричер заметил, что Хоби потянулся к баллону, видимо чтобы увеличить подачу кислорода.

— Я принесу кофе, — сказала его жена. — И кекс.

— Вам помочь? — предложил Ричер.

— Нет, я справлюсь, — ответила она и медленно вышла из комнаты, сопровождаемая шелестом юбок.

— Садитесь, пожалуйста, майор, — сказал Том Хоби.

В наступившей тишине Ричер сел в маленькое кресло, стоявшее неподалеку от кресла старика, чтобы слышать его слабый голос. Но кроме тяжелого дыхания, шипения кислорода и звона посуды, доносившегося с кухни, ничто не нарушало молчания. Привычные домашние звуки. Окно закрывали жалюзи из ярко-зеленой пластмассы, опущенные, чтобы в комнату не проникал свет. Где-то вдалеке, за заросшим садом, примерно в тридцати милях от дома Леона Гарбера, текла река.

— А вот и я, — крикнула из коридора миссис Хоби.

Она вернулась в комнату со столиком на колесах, на котором стоял фарфоровый сервиз: одинаковые чашки, блюдца и тарелки, а также маленький молочник и сахарница. Льняная салфетка, видимо, осталась на кухне, и Ричер увидел большой кекс, украшенный чем-то желтым. Может быть, кусочками лимона. Старая кофеварка стояла тут же, и ее окутывал аромат кофе.

— Как вы пьете кофе?

— Без молока и сахара, — ответил Ричер.

Дрожащей рукой она налила в чашку кофе и передала ее Ричеру; по пути чашка несколько раз звякнула о блюдце. Следом была протянута тарелка с куском кекса. Тарелка тоже дрожала. Кислород шипел. Старик обдумывал свой рассказ, делил его на части, подпитывая себя кислородом, чтобы довести его до конца.

— Я был печатником, — сказал он неожиданно. — Владел собственной типографией. Мэри работала на одного моего крупного клиента. Мы встретились и поженились весной сорок седьмого года. Наш сын родился в июне сорок восьмого.

Он отвернулся и окинул взглядом ряд фотографий на каминной полке.

— Наш сын Виктор Трумэн Хоби.

В гостиной стало тихо, словно в церкви.

— Я верил в понятие долга и сожалел, что не годен к действительной военной службе, — продолжал старик. — Очень сильно сожалел, майор. Но я был счастлив служить своей стране так, как мог, и я ей служил. Мы вырастили нашего сына с такими же убеждениями, научили любить свою страну и воспитали в нем желание ей служить. Он отправился добровольцем во Вьетнам.

Старик закрыл рот, вдохнул через нос кислород, потом еще раз и еще, затем наклонился и поднял с пола кожаную папку, которую положил на свои тощие колени и открыл. Он достал из папки фотографии и протянул Ричеру. Тот, ловко удерживая чашку и тарелку, потянулся вперед, чтобы взять ее из дрожащей руки старика. Это был выцветший снимок, сделанный во дворе дома: улыбающийся мальчишка лет девяти-десяти, приземистый, с веснушками и крупными зубами, на голове металлическая миска, на плече игрушечное ружье, плотные холщовые штаны засунуты в носки, чтобы походили на военные брюки с гетрами.

— Он хотел стать солдатом, — сказал мистер Хоби. — Всегда. Больше он ни о чем не мечтал, и я его тогда поддерживал. Мы не могли больше иметь детей, и Виктор был нашим единственным сыном, светом нашей жизни. Я считал, что быть солдатом и служить своей стране — отличная судьба для сына патриотически настроенного отца.

В комнате снова повисло молчание. Потом мистер Хоби закашлялся. Зашипел кислород. Снова молчание.

— Вы одобряли Вьетнам, майор? — неожиданно спросил Хоби.

Ричер пожал плечами.

— Я был слишком молод, чтобы иметь собственное мнение на этот счет, — сказал он. — Но, зная то, что я знаю сейчас, думаю, я бы не одобрял наших действий во Вьетнаме.

— Почему?