Книга Последняя песня, страница 59 – Николас Спаркс

— Я пробовала уговорить начальство разрешить мне носить черное, но они не позволили.

— Жаль. Черное — твой цвет, — коротко улыбнулась Блейз. — Что тебе нужно?

Ронни глубоко вздохнула.

— В ту ночь я не пыталась склеить Маркуса. Он сам ко мне приставал, и не знаю, почему сказал то, что сказал, разве что хо­тел заставить тебя ревновать. Ты, конечно, не поверишь, но хочу, чтобы ты знала: я никогда не была способна на подлости по от­ношению к друзьям. Не такой я человек.

Ну вот. Она выложила все, что хотела.

— Знаю, — кивнула Блейз, помолчав.

Такого ответа Ронни не ожидала.

— Почему же ты подложила пластинки мне в сумку?

Блейз чуть прищурилась:

— Я была очень зла на тебя. Совершенно очевидно, что ты нравилась Маркусу.

Ронни проглотила ответ, который положил бы немедлен­ный конец их беседе. Блейз снова сосредоточилась над винд­серферах.

— Вижу, ты много времени проводишь с Уиллом.

— Он сказал, что вы с ним друзья.

— Были. Давно. Он славный парень, так что тебе повезло.

Блейз вытерла руки о джинсы.

— Моя ма собирается выходить замуж за своего бойфренда. После того как она это сказала, мы здорово поскандалили, и она вышибла меня из дому. Сменила замки, и все такое.

— Мне очень жаль, — искренне ответила Ронни.

— Переживу.

Ронни почему-то подумала о сходных обстоятельствах их жизни: развод, гнев, мятеж, второй брак матери. И все же, не­смотря на это, больше они ни в чем не похожи. Блейз сильно из­менилась с начала лета. Куда девалась жажда жизни, которую заметила Ронни, когда они впервые встретились. Теперь Блейз казалась старше своего возраста, словно состарилась не на неде­ли, а на годы. И сильно похудела. Перед Ронни словно предста­ла та, какой она сама могла стать, и это совсем ей не нрави­лось.

— Ты плохо со мной поступила, — настаивала Ронни. — Но еще можешь все исправить.

Блейз медленно покачала головой:

— Маркус не позволит. Пригрозил, что больше никогда не будет со мной разговаривать, — монотонно, как робот, ответила она.

Ронни захотелось хорошенько ее встряхнуть.

Блейз словно почувствовала, о чем думает Ронни.

— Мне больше некуда идти, — со вздохом пояснила она. — Ма созвала всех родственников и потребовала, чтобы они не давали мне приюта. Объяснила, что ей очень тяжело, но мне необходима строгость, и что она достаточно мне потакала. Но у меня нет денег на еду, и если я не хочу спать на улице каждую ночь до конца жизни, придется делать как приказывает Маркус. Когда он зол на меня, даже не позволяет принять душ у себя дома. И не дает мне денег, заработанных на шоу, так что я, бывает, голо­даю. Иногда обращается со мной как с собакой, и я это все не­навижу. Но что еще у меня есть?

— Ты не пыталась поговорить с мамой?

— Какой смысл? Она считает меня пропащей и на дух не вы­носит.

— Уверена, что это не так.

— Ты не знаешь ее. В отличие от меня.

Ронни вспомнила свое посещение дома Блейз и деньги в кон­верте, которые мать оставила дочери. Что-то не похоже на злую, бессердечную мать... Но Ронни не хотела этого говорить.

Блейз молча оттолкнулась и встала. Одежда была грязной и помятой, словно она носила ее целую неделю не снимая. Что, возможно, так и было.

— Я знаю, чего ты хочешь от меня, — неожиданно сказала Блейз. — Но не могу. Не потому что не люблю тебя. Наоборот. Ты славная девчонка, и не следовало делать того, что я сделала. Но я так же связана, как ты. И не думаю, что Маркус оставит тебя в покое.

— О чем ты? — насторожилась Ронни.

— Он снова говорит о тебе. И очень нехорошо. На твоем мес­те я держалась бы от меня подальше.

Прежде чем Ронни успела ответить, Блейз пошла прочь.

— Эй, Блейз! — позвала она.

Та медленно обернулась.

— Если когда-нибудь захочешь есть или тебе негде будет переночевать, ты знаешь, где я живу.

На секунду показалось, будто она не только увидела благодарную улыбку, но и что-то напомнившее умную жизнерадостную девушку, которую она впервые встретила в июне.

— И еще одно, — добавила Ронни. — Эти огненные шоу, ко­торые ты делаешь с Маркусом, — чистое безумие.

Блейз печально улыбнулась.

— Ты действительно считаешь, что они безумнее, чем все ос­тальное в моей нынешней жизни?

На следующий день Ронни стояла перед шкафом, понимая, что ей абсолютно нечего надеть. Даже если она пойдет на свадь­бу, в чем до сих пор не была уверена, у нее не найдется ничего приличного. Ее одежда могла считаться приемлемой только в том случае, если бы ее пригласили на свадьбу к Оззи Осборну.

Но это обычная свадьба, на которой предусмотрен дресс-код. Гостям полагалось быть в смокингах и вечерних платьях. Она в жизни не думала, что придется посетить нечто подобное, и даже не привезла черные лодочки, купленные матерью на прош­лое Рождество. Те, что по-прежнему лежали в коробке, ни разу не надеванные.

Она искренне не понимала, почему Уилл требовал прийти на свадьбу. Даже если она найдет способ выглядеть презента­бельно, все равно ей там даже поговорить не с кем! Уилл — брат невесты; значит, ему придется сидеть за главным столом, а она даже за обедом останется одна! Ее, возможно, посадят вместе с губернатором, или сенатором, или с семьей, прибывшей налич­ном самолете... да она от стыда сгорит! А если добавить тот факт, что Сьюзен ее ненавидит, то вся эта затея выглядит нелепо. Мало того, просто ужасно.

С другой стороны...

Когда ее еще пригласят на такую свадьбу? Дом претерпел ог­ромные изменения за последние две недели. Над бассейном воз­вели новую временную плоскую крышу, во дворе поставили па­латки и посадили десятки тысяч цветов. С одной из киностудий Уилмингтона приехала команда осветителей, чтобы ставить свет. Фирма, обслуживавшая свадьбы, доставила еду — от икры Д° шампанского «Кристалл» — из трех уилмингтонских ресторанов, а всем управлял шеф-повар из Бостона, которого выписала Сьюзен. Говорили, что его кандидатура была выдвинута на должность шеф-повара Белого дома. Все выглядело чрезмерным, чего она ни за что не допустила бы на собственной свадьбе. Что-нибудь на пляже в Мехико, в присутствии самых близких людей было больше в ее стиле. Но все же ей хотелось пойти. Больше она ни­когда в жизни не попадет на такую свадьбу!

При условии, конечно, что у нее будет наряд. Честно гово­ря, она не понимала даже, почему роется в шкафу. У нее нет вол­шебной палочки, и превратить джинсы в платье или сделать вид, будто пробор на другую сторону сделает ее принцессой, она не может. У нее был единственный более-менее приличный кос­тюм, который Сьюзен не находила отвратительным, когда Рон­ни забегала к ним по пути в кино. Бирюзовую рубашку и белые шорты она надевала на работу, но походила в них на пасхальное яйцо.