Книга «Сирены» атакуют, страница 33 – Дмитрий Черкасов

– Там Браун и Маркс, – сказал Нельсон.

Они с Флинтом действовали на пару, устанавливая подслушивающие устройства. Проще было бы заранее поручить это тому же Артемию, но с расселением немцев тогда еще не было полной ясности. То, что обитель оказалась в центре спецоперации, могло выплыть наружу, если бы к определенным номерам заранее был проявлен подозрительный интерес. Поэтому приходилось заниматься всякой технической ерундой, так сказать, на ходу.

– Что на них есть? – обратился Посейдон к Чайке.

– Оба невинны, как агнцы. Браун – специалист по пресноводным млекопитающим, Маркс – банковский служащий.

– Подводные, значит, млекопитающие, – усмехнулся Каретников. – Это, значит, он по нам специалист. Мы же Сирены.

Присутствующие согласно кивнули. Любая связь с подводным миром в сложившейся ситуации едва ли не выдавала фигуранта с головой.

– Нельсон, нужно будет проверить еще раз, – распорядился Посейдон. – Скорее всего, это ваша недоработка. Хотя...

– Если недоработка – исправим. А если «жучок» обнаружен, там наверняка понаставят ловушек, – отозвался Нельсон. – Нитки, крошки...

– Ну и не трогай их, если заметишь. Ловушек может и не быть. На них легко засветиться.

Нельсон с сомнением кивнул. Каретников снова взялся за Чайку:

– Как отнеслась госпожа Золлингер к твоему подселению?

Чайка пожала плечами:

– Пришла в восторг. Она немного понимает по-русски. Сказала, что всегда мечтала поближе познакомиться с российской гражданкой.

Брови Каретникова поползли вверх:

– Это что же она имела в виду, хотелось бы знать?

– Кто ее знает. Ночь впереди.

– Мы будем ревновать, – заметил Мина.

Чайка усмехнулась:

– Все включено. Ничего личного. Это входит в мои должностные обязанности, если придется.

На лице Мины, отпетого сексиста и мачо, написалось отвращение.

– Приезжает всякая сволочь... а народ потом лечится да с ума сходит.

– Интим отставить, – улыбнулся Посейдон. – Такого приказа не было. Значит, обрадовалась, говоришь? Немного необычно. Немцы любят порядок, а вышла накладка – ей следовало выказать недовольство. Как она тебе вообще?

Чайка задумалась.

– Пока ничего определенного. Баба как баба. Немного неряшливая, все висит на ней, как на вешалке. Косит под любительницу русской старины. Когда вышла, я проверила ее шмотки – ничего необычного.

Посейдон присел на кровать, уставился в окно. Немцы пробудут на острове три дня. Это очень мало, времени у них в обрез – если они те, за кого принимает их начальство. И вероятнее всего, что попытку проникнуть на эсминец они предпримут в первую же ночь. Что же их там интересует? Вряд ли это что-то объемное и тяжелое, ведь вынести такой груз и уехать с ним никому не удастся. Устроить диверсию, взорвать корабль? Зачем? Ничего немецкого, представляющего собой тайну, там никак не должно остаться. «Хюгенау» много лет находился в распоряжении русских.

Такое расследование, впрочем, не входило в задачу «Сирен». От них требовалось одно: пресечь незаконную деятельность, если таковая последует.

Где они, хотелось бы знать, прячут подводное снаряжение? И кто им помогает? Ведь группа прибыла налегке, не имея при себе ничего, даже отдаленно напоминающего акваланги, гидрокостюмы, оружие...

Плохо вот что: если подслушивающее устройство найдено, то диверсант или диверсанты наверняка придут в уверенность, что туристы находятся под надежным колпаком.

Что бы сделал на их месте он, Каретников?

Он постарался бы спутать противнику карты и, пожалуй, поднять шум. Осуществить отвлекающий маневр.

Постепенно он пришел к выводу, что обнаружение «жучка», если тот и в самом деле был обнаружен, явилось случайностью. В чем она заключалась, он пока не знал. Но было ясно, что профессионал не стал бы трогать это устройство. Если кто-то вмешался, то дилетант. А дилетант, или нечаянный свидетель, всегда представляет опасность в силу своей непредсказуемости.

Предположим, что кто-то из двоих – Маркс или Браун – полез в телефон и нашел «клопа». Это уже неправдоподобно. Зачем дилетанту и дураку соваться в телефон? Но допустим, что так и было. Он находит устройство и как поступает? Выбрасывает его? Возможно. Ставит на место? Маловероятно. Выбрасывает, ломает или еще что и делится новостью с кем-то еще? Вот если несчастный проболтался, то положение его незавидное. По крайней мере, опасное.

Допустим, он рассказывает о «жучке» такому же дураку. Тогда вся группа начинает с его же помощью, его же шаловливыми лапами разбирать свои аппараты в поисках таких же точно «жучков». Но этого не произошло, связь нарушилась только с одним номером. Значит, если предположить, что все развивалось именно так, то дурак нарвался на хищника, которому вовсе ни к чему светить группу посредством раскурочивания телефонов. Но и бездействовать нельзя.

Дураку придется замолчать.

Все эти соображения были даже не притянуты за уши, а выглядели неуемной фантазией. Но у Каретникова был профессиональный нюх. И он чувствовал, что рассуждает правильно, хотя и не мог предложить ни единого факта в подкрепление своих умопостроений.

Его опасения подтвердились ближе к вечеру.

В обильно разросшемся справа от аллеи кустарнике был найден труп инока Артемия. А Людвиг Маркс вообще бесследно пропал. Он не явился на обед, и никто из спутников не мог внятно сказать, когда видел его в последний раз.

* * *

Каретников узнал об убийстве первым.

К нему примчался Зосима, который догадывался, что с реставраторами не все так просто. Он интуитивно чувствовал силу и власть, исходившие от Посейдона, и по наитию обратился сразу к нему.

Каретников растерянно развел руками, изображая непонимание:

– Это ужасно, дорогой брат... но что я могу сделать? Я простой трудяга, здесь придется обратиться к властям...

По лицу монаха текли слезы.

– Да, да, – пробормотал он. – Я не подумал. Я пойду к настоятелю – чего это я, в самом-то деле...

– Постойте, – удержал его Посейдон. – Может быть, он еще жив? Я умею оказывать первую помощь – пойдемте, посмотрим.

Зосима взглянул на него в сомнении.

– Нет, он никак не может быть живым...

Посейдон оборвал его:

– Вы врач, чтобы об этом судить?

Надо было действовать напором, пока монах не пришел в себя.

Согбенный, беззвучно плачущий Зосима повел Каретникова к скорбному месту. Посейдон, не однажды видевший смерть, удивлялся глубине его горя. У него сложилось впечатление, что Зосима неприязненно относился к погибшему и явно подозревал того в каких-то темных делах.