Книга Пока мы можем говорить, страница 64 – Марина Козлова

– Эй, вы это видите? – вдруг раздалось из темноты, и большая фигура Георгия материализовалась рядом с машиной. – Я тут пописать пошел…

– Ясное дело, – фыркнула Ирина. – Как бы мы жили, если бы не наша физиология.

– Но это же убиться веником! – Георгий неожиданно применил идиому, которой от него Борис никак не ожидал. – Это же, Борис, просто оху… извините.

– Я ничего не вижу и ничего не понимаю, – признался Борис. – Но ерунда, я уже привык.

– А вы присмотритесь. Вы думаете, что видите одну реку? Вы видите две реки.

И Борис увидел. Две водные ленты, две реки Ауспии, абсолютно совпадая друг с другом валунами и изгибами береговой линии, параллельно текли и терялись в ночной темноте.

– Может, здесь просто воздух такой… разреженный, – упрямо держался Борис за естественно-научную теорию. – Горная местность. Вы же сами говорите, что фольклор.

Георгий хмыкнул:

– Мы в основном живем в символическом мире, именно он для нас обыденность. Поэтому так любим и ценим всевозможные телесные радости и прочие соприкосновения с природой… Если хотите, мы ходим туда-сюда. Ни язык, ни мышление, ни все наши практики, ни пространство-время не имеют материального… ну как сказать?.. денотата, что ли. Материальной основы не имеют. Ни под микроскоп не засунешь, ни в рот не положишь. А весь основной сыр-бор вокруг них, вокруг этих самых символических штуковин, человек за них жизнь отдает. То, что мы видим, не из естественно-научной оперы, это да. Может, инструменты с верстака рассыпались, когда мир создавался. Что-то выкинули за ненадобностью, что-то закатилось под шкаф… Короче, малыши, если это и есть зеркало, молимся, чтобы оно не помножило нас на ноль. Говорят, такое бывает…

Борис поднял голову и посмотрел на ковш Большой Медведицы. И подумал, что в детстве действительно относился к звездам как к чуду, а не как к небесным телам, имеющим материальную природу.

– Зеркало стоит в ортогонали к видимой поверхности. Ну, не стоит, а как бы плавает немного, дрейфует. – Георгий протянул руку туда, где мирно и сонно текли две Ауспии. – По идее, оно перемещаться не должно. Но что такое ортогональ? Это когда проекция одной плоскости на другую равна нулю.

– Ага, так все-таки физика! – обрадовался Борис.

– Какая же это физика? Геометрия. Даже топология. Лента Мебиуса, бутылка Клейна…

– Поверхность Кипенского, – сказала Саша.

– Отличница ты наша. – Георгий легонько щелкнул Сашу по носу. – Там, в стыке, ничего нет. Ни-че-го. Мертвая зона. Поэтому желательно бы нам держаться от реки как можно дальше.

– Так нам же идти вдоль нее бо́льшую часть пути, здрасьте, – вмешалась Ирина. – Михаил Ефремович сказал, что другой дороги нет.

– Ну что ж поделаешь? – вздохнул Георгий. – Тогда вертолет.

В темноте кое-как собрали палатки и остаток ночи провели в машинах, переехав на несколько километров назад от реки. А в половину восьмого над ними завис серебристый геликоптер компании «Сияние Урала». Покружил, выбирая место для посадки, после чего приземлился, устроив небольшой ураган.

– Я первый раз лечу на вертолете! – орала жизнерадостная Кдани.

«Глаза б мои не видели этих вертолетов», – отметил про себя бывший военный разведчик Борис.

По просьбе Бориса приземлились километрах в двух от перевала, оставшуюся часть пути прошли пешком.

Склон был как склон. Бурая подмерзшая поверхность, ничем не примечательная. Влажные ржавые кустики травы, несколько небольших голых сосенок. И бесконечное желто-охристое пространство вокруг.

– Обратите внимание, вот именно здесь, – заученно начал Михаил Ефремович, – вечером первого февраля тысяча девятьсот пятьдесят девятого года девять студентов и выпускников Уральского политехнического института разбили палатку, поужинали и начали готовиться ко сну…

– А нам что делать? – кивнув на Бориса, спросила Кдани Георгия. – Нам, чайникам?

– Хотите – наблюдайте. Хотите – ассистируйте. Вон Димыч прекрасно ассистирует Димону уже несколько лет. Человеческого участия ведь никто не отменял… – Георгий снял куртку и остался в черной футболке с короткими рукавами. Перевесил на плечо кожаный планшет, с которым не расставался, даже спал в поездке. – У меня проблемы с терморегуляцией, – так он объяснил Борису свое неожиданное разоблачение. – Когда извлекаем тяжелый ивентаген, у меня разве что ожога кожи не случается, так жарко. А девчонкам вот практически ничего.

– А как ассистировать? – не отставала дотошная Кдани.

– Вот что значит архитектор баз данных, – усмехнулась Ирина, плавно потягиваясь и разминая плечи. – Всё ей точные инструкции подавай. Алгоритм действий, то да сё… Пристраиваетесь рядом с кем-нибудь из нас и изо всех сил желаете нам не облажаться. Держите кулаки. Ну, как минимум. Если будет опасно, мы вас отошлем.

– Куда? – не понял Борис.

– Куда подальше, – усмехнулась Ирина. – За кудыкину гору. Тут их полно.

Саша, Ирина, Георгий и Димон расположились так, что образовали правильный квадрат. Димыч встал рядом с Димоном, Борис – рядом с Сашей, Кдани – рядом с Ириной. Таким образом семь человек как бы окружили место бывшей стоянки. Михаил Ефремович присел на рюкзак в отдалении и напряженно вытянул шею.

Димыч заговорил, за ним – Георгий. Это выглядело так, как будто один начинал, а другой продолжал фразу, как будто между ними плавно двигалась стрелка метронома или невидимый маятник постепенно наращивал амплитуду. В этой же манере, но, как показалось Борису, на каком-то другом языке заговорили Саша и Ирина, причем, начав говорить, они стояли минуты две-три, а потом одновременно сели на землю. Борис примерно понял, о чем толковал им Георгий в кафе: «Начните работать в метаплане к мансийскому, чтобы зацепиться, а потом образуйте донный слой, подушку. Там подушка должна быть…»

Слова и фразы произносились довольно тихо, но Борис почувствовал, что стало закладывать уши. Холодный воздух давил на барабанные перепонки, и он рефлекторно несколько раз глубоко вздохнул, но давление продолжалось и усиливалось.

– Там еще что-то, – вдруг, тяжело дыша, сообщила Саша. – Там, кроме ивентагена, еще что-то…

– Стоп, – сказал Георгий. – Что?

– Ниже. Оно поднимается тоже. Движется быстрее ивентагена.

– Я бы остановил, – напрягся Димон.

– Не останавливается. – Саша поднялась на ноги.

– Читаем так, без изъятия, ложись, – скомандовал Георгий.

И они легли на землю, лицом вниз, зажав уши руками, головой к условному центру квадрата – все, кроме растерявшихся Кдани и Бориса.

– Мама! – произнесла Саша, и Борис понял, что это говорит она, но как бы и не она. – Мамочка! Господи, что это?..

– Ты кто? – спросил Димон. – Это сон, мы спим… Какой сон? Отойди! Брось ее! Режь, Коля!