Книга Лик смерти, страница 34 – Коди Макфейден

— Он отдал тебе это стихотворение? — спросила я. — Это и был его подарок?

— Да, копию. Он сказал, что перепечатал его для меня, и заставил прочесть. Я положила листок в карман ночной рубашки после того, как прочитала. — Сара кивнула на прикроватную тумбочку. — Возьмите его, оно в выдвижном ящике… Незнакомец был прав, это хорошее стихотворение… особенно если учесть обстоятельства.

Я открыла ящик. Внутри лежал обыкновенный, сложенный вчетверо листок белой бумаги. Я развернула его и прочла:

ЭТО ТЫ

Когда я дышу, я дышу тобой.

Когда бьется мое сердце, оно бьется для тебя.

Когда пульсирует моя кровь, знай — это ты.

Когда восходит солнце или сияют звезды —

Все это ты.

Это ты.

Я ничего не понимаю в поэзии и не могу судить, хорошо это стихотворение или нет. Знаю только, что мне понравилась его простота, и я задумалась об обстановке, в которой оно было написано.

— Ведь это правда, вы понимаете? — сказала Сара.

— В чем правда?

— Если он сказал, что это так произошло… значит, так оно и было. — Сара закрыла глаза. — Незнакомец сказал мне, что на оригинальном листке чернила размазались из-за того, что поэт рыдал, когда писал свое стихотворение. И еще, бумага была испачкана кровью его жены. «Чудесные маленькие капельки, — говорил он, — которые брызнули в тот момент, когда я выстрелил в нее».

— Продолжай, — сказала я. — Что случилось потом?

Сара опустила глаза.

— Незнакомец спросил, как мне понравилось стихотворение. Казалось, он был искренне заинтересован. Я не ответила. Но он не возражал. «Приятно увидеть тебя снова. Твои страдания еще прекраснее, чем всегда».

— Сара, насколько достоверны твои воспоминания о том, что он сказал и как он это произнес? Только не обижайся.

— У меня есть дар запоминать и голоса людей, и смысл ими сказанного. Это не похоже на фотографическую память. Я не могу хранить в голове каждое слово, но я помню все. Я сосредотачиваюсь на человеке, когда он говорит, на том, как он произносит слова, на том, как он себя ведет.

— Очень хорошо, это нам поможет, — подбодрила я. — Какого Незнакомец роста?

— Шесть футов с небольшим.

— Черный или белый?

— Белый и всегда чисто выбрит.

— Он крупный? Я имею в виду, худой он или толстый? Сильный или слабый?

— Он не толстый, но и худым его не назовешь. Он очень сильный, у него идеальное тело. Идеальное. Без малейшего изъяна. Должно быть, работает над этим как сумасшедший. Он хорошо сложен, но не выглядит сильно накачанным.

Я слышала поскрипывание авторучки Барри.

— Продолжай. Что было потом?

— «Я почти закончил ваять тебя, Сара, — сказал Незнакомец. — Десять долгих лет, полных взлетов и падений, изгибов, поворотов и печали, я наблюдал за тем, как ты гнулась и ломалась. Это очень интересно! Сколько раз человеческое существо может разрушаться, но по-прежнему двигаться вперед! Ведь ты уже не та маленькая девочка, которой была в начале нашего пути? Как ты ни склеивала трещины, я все равно их вижу». — Сара тревожно задвигалась на кровати. — Это неточно, вы понимаете? Я имею в виду, не буквально, но по существу именно так он и сказал, так его слова прозвучали.

— Я тебя поняла, — заверила я.

И Сара продолжила:

— У него была с собой сумка. Он открыл ее, достал маленькую видеокамеру и навел на меня.

— Он делал так и раньше?

— Да, — кивнула Сара. — Он сказал, что хочет засвидетельствовать мое разрушение. Что это очень важно, что иначе не восторжествует справедливость.

«Убийца коллекционирует трофеи. В его случае — видеозаписи».

— Что Незнакомец сделал потом?

— Он просто наблюдал за мной в объектив. А потом снова начал вещать: «Знаешь, что волнует меня больше всего, Сара? То, что не поддается контролю. Возьмем, например, этот дом. Семейная пара, которая относится к тебе хорошо, но без особой теплоты. Их сын, который демонстрирует миру свое безупречное поведение — и шантажирует тебя, принуждает к минету. Это поразительно. С одной стороны, дело случая. Ведь не я создал эту семью. С другой стороны, ты попала сюда только благодаря мне. Думала ли ты об этом, когда член Майкла был у тебя во рту?» — Сара горько усмехнулась. — Конечно, я думала. Я действительно вспоминала о Незнакомце именно в эти моменты.

Я заметила, что руки Сары все еще дрожат.

— Продолжай.

«Как он узнал, что Майкл насиловал ее?» — спросила я себя. Мне не хотелось сбивать девочку.

— А затем Незнакомец сказал омерзительную вещь. — Сара уставилась в одну точку. — Он сказал: «Знаешь ли ты, кем сделал тебя Майкл, когда ты опустилась перед ним на колени в обмен на его молчание? Он сделал тебя шлюхой».

Сара вскинула руки к лицу. Я подскочила от неожиданности. Дрожа, девочка закрыла глаза.

— Тебе плохо? — ласково спросила я.

Она глубоко вздохнула, словно всхлипнула, уронила руки на колени и ответила ровным тоном:

— Да нет, все нормально.

Затем Сара продолжила имитировать голос человека, которого называла Незнакомцем.

— «Дело случая, верно, но не только случая, — сказал он. — Я хотел лишь отправить тебя в путь, как было угодно Богу. Я знал, что вполне могу рассчитывать на человеческую природу, которая сделает твое путешествие тяжелым, если я уберу с дороги всех, кто будет беспокоиться о тебе. Но такие всегда в меньшинстве, Малютка Боль. Они как капля в море». — Сара взглянула на меня. — Он прав. Возможно, он все сделал, чтобы пустить мою жизнь под откос, но как же люди, которые причинили мне столько зла? — Она потерла руки, словно замерзла. — Ведь он их не заставлял, они по собственной воле!

Я хотела успокоить ее, сказать, что не все люди злы, что встречаются и добрые. Однако я научилась сдерживать подобные желания. Жертвам не нужны слова сочувствия. Они хотят, чтобы я повернула время вспять, предотвратила случившееся, а не подкорректировала последствия.

— А что было дальше?

— Он продолжал говорить. Ему нравилось самого себя слушать. «Наше время скоро истечет. Я почти закончил работу. Добавлю несколько последних штрихов, которых мне недоставало, и явлю свой шедевр». Он запихнул камеру обратно в сумку и встал. «Настало время для следующего этапа нашего путешествия, Малютка Боль. Пойдем-ка».

— Почему он называет тебя Малютка Боль?

— А это он придумал для меня такое «ласковое прозвище». Его Малютка Боль, — сказала Сара, и синие глаза сверкнули гневом. — Ненавижу его!

— Я тебя понимаю, — пробормотала я. — А что случилось потом?

— Я направилась к двери, как он и сказал, а на полпути остановилась. Я чувствовала, что должна заставить его силой вывести меня за порог. Словно имело какое-то значение, по собственной воле я вхожу или нет. Глупо, конечно!