Книга Осень в Пекине, страница 60 – Борис Виан

— Я действительно думал об этом, — сказал Анжель.

— Только сначала приведите мне мою секретаршу.

— Я иду за ней.

— Можете даже не торопиться. Если, скажем, вы хотите ее утешить... или что другое. Только не очень ее утомляйте. У меня почты — горы непочатые.

Анжель, не глядя, прошел мимо Дюдю. Директор оставался сидеть на стуле, пока дверь не закрылась.

Один конец коридора обрывался теперь в пустоту. Прежде чем отправиться к Рошель, Анжель подошел к краю. Между расчлененными половинками отеля сверкал на солнце железнодорожный путь; коридор продолжался по ту сторону разреза и вел к уцелевшим еще комнатам. В прогалинах меж рельсов и шпал чистые серые камни балласта вспыхивали в ярком свете своими слюдяными чешуйками.

Дорога терялась вдали по обе стороны от фасадов отеля, а нагромождения строительного материала вдоль трассы практически исчезли — Анжель не видел их с места своего наблюдения. Двое из привезших балласт шоферов заканчивали сборку вагонов и локомотива, уже поставленных на рельсы. Деликатный лепет шкива на небольшом подъемном устройстве мелодично вписывался в ровное урчание мазутного двигателя, приводившего его в движение.

Анжель вернулся; пропустив две двери, он остановился перед третьей и постучал.

Голос Рошель пригласил его войти.

Ее комната, как и все остальные, была обставлена просто и скупо. Рошель лежала на кровати. На ней было вчерашнее платье; постель была не разобрана.

— Это я.. — сказал Анжель.

Рошель села и посмотрела на него. Черты ее лица заострились, глаза потухли.

— Как это случилось? — спросила она.

— Я не смог зайти к вам вчера, — сказал Анжель. — Я думал, Грыжан все вам рассказал.

— Он упал в колодец, — сказала Рошель. — Вы не смогли его удержать, потому что он очень тяжелый. Я знаю, какой он тяжелый. Но как это могло с ним произойти?

— Это я во всем виноват.

— Нет. Вы недостаточно сильный, чтобы удержать его.

— Я так безумно вас любил.

— Знаю. Вы все еще любите меня, очень.

— Именно поэтому он и упал. Мне так кажется. Чтобы я мог вас любить.

— Слишком поздно, — сказала Рошель, слегка жеманясь.

— Раньше тоже было поздно.

— Тогда почему же он упал?

— Он не мог сам упасть, — сказал Анжель. — С Анной этого не могло случиться.

— Да, — сказала Рошель, — это просто несчастный случай.

— Вы совсем не спали?

— Я подумала, не следует ложиться. Ведь к смерти принято относиться с почтением.

— Но потом все же заснули... — сказал Анжель.

— Да, аббат Грыжан дал мне капли.

Она протянула ему флакон. Он был полон.

— Я приняла пять капель. И очень хорошо спала.

— Вам повезло, — сказал Анжель.

— Когда люди умирают, слезами горю не поможешь, — сказала Рошель. — Знаете, мне очень тяжело.

— Мне тоже, — сказал Анжель. — Я не знаю, как мы сможем жить дальше.

— Вы считаете, это дурно?

— Не знаю, — сказал Анжель и посмотрел на флакон. — Если бы вы выпили половину этой бутылочки, вы бы уже не проснулись.

— Мне снились чудесные сны. В меня были влюблены двое, они сражались из-за меня. Это было чудесно. Это было так романтично.

— Понимаю.

— Может быть, еще не слишком поздно... — сказала Рошель.

— Вы видели во сне Анну?

— Нет!.. Не говорите мне о нем, я не хочу. Я не буду об этом думать.

— Он был красив, — сказал Анжель. Рошель посмотрела на него с тревогой.

— Зачем вы мне все это говорите? Мне было так покойно, а вы пришли и пытаетесь меня напугать, взбудоражить. Я не люблю вас, когда вы такой. Всегда печальный. Не нужно думать о том, что случилось.

— Вы можете заставить себя не думать?

— Это может каждый. Я живая. И вы тоже живой.

— Мне стыдно оставаться в живых... — сказал Анжель.

— Скажите, вы действительно очень меня любите?

— Действительно. Очень.

— Пройдет немного времени, и я утешусь, — сказала Рошель. — Я не умею горевать долго. Но я, конечно, буду часто о нем вспоминать.

— Обо мне вы будете вспоминать реже...

— Ах, какой вы несносный. Ведь мы же с вами остались жить. — Она потянулась.

— Дюдю хочет, чтобы вы пришли за почтой, — сказал Анжель и горько усмехнулся.

— Мне не хочется, — сказала Рошель. — Я вся какая-то потерянная от этих капель. Лучше я разберу постель и лягу.

Анжель встал.

— Вы можете остаться, — сказала она. — Я вас не стесняюсь. После всего, что случилось, ни к чему церемонии. — И она начала расстегивать платье.

— Я испугался, что вы превысили дозу, — сказал Анжель, все еще сжимая в руке флакон.

— Ну вот еще! Аббат Грыжан предупредил меня, что больше пяти капель принимать нельзя.

— Если вы превысите допустимую дозу, знаете, что будет? — спросил Анжель.

— Конечно, тогда заснешь очень надолго. Это опасно. Можно даже умереть. Делать этого не следует.

Анжель смотрел на нее. Она скинула с себя платье. Ее пышное, крепкое тело упруго вздымалось, но в деликатных местах было отмечено где складочками, где изломом, на первый взгляд почти неразличимыми. Чуть опавшие груди натягивали тонкую, белоснежную ткань бюстгальтера; на мясистых ляжках уже проступил замысловатый узор синих прожилок. Встретив взгляд молодого человека, Рошель с улыбкой потупилась и поспешно юркнула под простыню.

— Сядьте со мной рядом, — попросила она.

— Если каждый из нас выпьет половину бутылочки... — пробормотал Анжель. Он сел около кровати и продолжал: — Это ведь тоже выход.

— Какой еще выход? Жизнь так прекрасна.

— Ведь вы любили Анну...

— Ну и что? Опять вы за свое. Разве вы не видите, что мучите меня, когда все время говорите о прошлом?

— Я уже не в силах выносить эту пустыню; здесь всем нам крышка.

Рошель опустила голову на подушку.

— Не всем.

— Всем. Сначала Жуйживьом, Пиппо, потом практикант, Анна, инспектор... и мы с вами.

— Мы с вами — нет. Мы будем жить.

— Как в романах: умереть вместе, друг подле друга... — говорил Анжель.

— Нежно обнявшись, — подхватила Рошель. — Какая прелестная картина, правда? Я тоже читала.

— И вот так, друг за другом...

— Это только в романах. В жизни так не бывает.