Книга Сезон мошкары, страница 44 – Джайлс Блант

Виктор указал на котел:

— Вот источник моего могущества. А по виду не скажешь, правда?

Реймонд чувствовал, что ответа не требуется. Дядя сделал шаг к нему, желая подбодрить. Реймонд отпрянул.

Наклонившись к мальчику, Виктор ласково проговорил:

— Тебе нечего бояться, дитя мое. Совершенно нечего. Я не боюсь ничего из здесь происходящего. И ты научишься обуздывать свой страх. Наступит день, когда ты утратишь все чувства, а утратить все чувства, поверь мне, это в нашем мире великое преимущество. А до той поры твоей защитой буду я. И никакого вреда тебе я не допущу. Никогда.

— Я хочу домой, дядя.

— Поздно, Реймонд. Стой возле меня, и ничего плохого с тобой не случится.

Подняв Реймонда, он поставил его на ящик из-под яблок, чтобы мальчик мог заглянуть в котел. Там застывала какая-то вонючая жидкость, в которой плавали странные куски.

— Нганга, — сказал Виктор. — Это называется «нганга», и сюда мы помещаем наши жертвы богам. Если мы просим милости у бога железа Оггуна, мы можем, например, поместить сюда железный штырь или бросить несколько больших гвоздей. Если нам требуется милость Охоси, бога охотников, сгодится наконечник стрелы.

— Но ведь бог только один, разве не так?

Коричневое лицо неодобрительно качнулось:

— Это совсем другая вера, а я учу тебя вере гораздо более древней и более могущественной. Для христиан существует только один бог, это правда. Но в Пало Майомбе — богов множество. В нгангу мы помещаем также и предметы, нужные нам, чтобы повелевать духами. Сами духи, видишь ли, над людьми власти не имеют до тех пор, пока им не придашь эту власть. Они как утлые суденышки, болтающиеся в качке, если не направить их, не вдохнуть в них силу. Мы, то есть колдуны, наделяем их этой силой — способностью видеть, слышать, перемещаться, брать. — Виктор разжал свою жилистую когтистую лапу и снова сжал ее перед самыми глазами Реймонда.

— А откуда берутся духи?

— Из живых существ. Животных. Иногда людей. Мы забираем их из нашего мира так, чтобы управлять ими в мире нездешнем. Тогда они повинуются нам. Как бы работают на нас. Одни колдуны имеют на это право, обладают такой властью. А теперь молчи. Отторгни от себя всякий страх и только наблюдай за тем, что я делаю. Мы совершим что-нибудь приятное для твоей мамы. Попросим Оггуна сделать ей хороший подарок.

И, повернувшись к нганге, Виктор вознес над ней руки, как католический священник над алтарем. Он заговорил на языке, незнакомом Реймонду. Мальчик лишь знал, что это не испанский, не английский и не французский:

— Бахало! Семтекне бакунерай пентол! — и в сторону, Реймонду: — С ними надо говорить твердо. Мы не молим их на коленях, как это принято у христиан или мусульман. Мы повелеваем ими. Мы приказываем.

Виктор вновь вознес руки над кастрюлей:

— Бахало. Сеено темтем бакунерай пентол!

Виктор снял со стены топорик и, схватив курицу, одним движением отсек ей голову и бросил голову в котел. Уже безголовая, курица порывалась бежать, металась туда-сюда на привязи, еще не осознавая своей смерти.

Реймонд заплакал. Он пытался унять слезы и не мог: все его тело сотрясалось от рыданий.

Взяв курицу за ноги, Виктор отцепил от нее привязь и поднял все еще бьющуюся в его руках птицу над нгангой. Он держал ее вниз головой, так, чтобы кровь ее ручьем лилась в кастрюлю. Произнеся несколько непонятных слов, он повернулся к Реймонду и встряхнул его за плечи:

— Кончай плакать, Реймонд! Слышишь меня? Кончай плакать! — Костлявые пальцы крепко сжимали его плечи. — Если покажешь, что боишься, духи овладеют тобой. А это никуда не годится. Прекрати немедленно! Переведи дыхание, покажи им, что ты в порядке.

Реймонд старался так и сделать, но в первый день это оказалось невозможным.

На той же неделе, придя однажды из школы, он застал у Глории клиента. Реймонд сразу же отправился к себе в комнату, где пытался не слушать пыхтение мужчины и деланные вопли женщины, имитирующей оргазм. Когда клиент ушел, Глория заглянула к сыну.

— Пойдем-ка, — сказала она. — У меня для тебя сюрприз.

На стареньком лифте они спустились вниз. Глория повела его на парковку, где усадила в новенькую «хонду-прелюд» с кожаными креслами и чудесной автомагнитолой; в салоне пахло так, как пахнет новая машина, солнце сияло на отполированных частях.

— Ну, как тебе мамочкина «хонда»?

Реймонд тронул руль.

— Фантастика, правда? — сказала она. — Дядя Виктор добыл ее для меня у своего друга.

— У кого? — переспросил Реймонд.

— У друга. А какого — не знаю. Но какая разница?

Она завела мотор, и они выехали на Джеррард-стрит. Через пять минут они уже мчались по скоростной автостраде Гардинер. Озеро Онтарио искрилось солнечной серебристой синевой. Редкие облачка на этом фоне казались ослепительно белыми. Глория открыла все окна и крышу, и волосы их трепал ветерок. Реймонду не надо было задаваться вопросом, откуда машина. Это сделал Оггун. Это он подарил им машину, как и повелел ему Виктор.

Время шло, и Реймонд все больше осваивался в дядином святилище. В последующие месяцы, а затем и годы Виктор обучал его искусству повелевать духами. Он учил его забирать душу существа в момент его жесточайшего страдания. Жертва должна была умирать в муках, вопя от боли, — только так можно овладеть ее душой. Стоит выказать малейший признак страха, и дух в конце концов одолеет тебя.

Он показывал ему, как надо удалять когти или лапки, постепенно, палец за пальцем, чтобы жертва могла цепляться, как отрезать лапки и бросать их в нгангу, чтобы она корчилась, и как потом, уже в последних ее судорогах, надо поглядеть жертве прямо в глаза, предупреждая ее, что явишься к ней в аду. Последним в нгангу надо бросить мозг, тогда жертва обретет способность понимать твои приказы и умение думать.

В первые разы Реймонда рвало. Но потом все стало так, как и предсказывал дядя Виктор, — Реймонд привык. Страх уменьшился, а годам к четырнадцати и вовсе прошел. Куры, бараны, собаки, кошки — кого бы ни приносили в жертву, теперь Реймонду это было безразлично. Он крепко сжимал в руках вопящую жертву и глядел ей в глаза момент гибели.

Потом дядя научил его вызывать дух жертвы, объяснил, как заставить дух повиноваться.

А в свой двадцать первый день рождения Реймонд знал, каким долгим может казаться время, когда режешь не ты, а тебя. Горячая кровь стыла на его спине, голову ломило — так сильно стискивал он зубы от боли.

Дядя снял повязку с его глаз, и Реймонд невольно зажмурился от яркого света горевших в несколько рядов свечей. Виктор снял с его кистей кожаные петли и опустил тело Реймонда на пол.

— Не беспокойся, — сказал дядя Виктор. — Раны скоро заживут.