Онлайн книга «Как закалялась жесть»
|
Он просиял. На пол полетели пластиковые файлы, заполненные какой-то бухгалтерией, отдельные бумажки, пачки денег… Деньги я рассовал по карманам. Так, что у нас еще имеется? Корочки. Не просто корочки — паспорта! С фотографий на меня печально взглянули Сергей Лю, Тамара Крамская (в миру тетя Тома), Степан Крамской… а вот и я сам, единственный живой в этой галерее… В карман! А это, это что? Свидетельство о браке — моем с Эвгленой… Не сразу я врубился ЧТО означает сия находка. Даже бросил поначалу обратно в общую кучу. Только через полминуты до меня дошло… С помощью Долби-Дэна я торопливо перебрал папки и нашел, что искал, — документы на особняк. Ты ненормальный, остановил я себя. Зачем тебе это. Не знаю! Чутье подсказывает — хватай… Я взял и свидетельство о браке, и найденные документы. Кроме того, среди корочек завалялось служебное удостоверение капитана Тугашева: красная книжица с двуглавым орлом, — прихватил и ее тоже. Недоеденный мент, висевший на крюке в холодильнике, взывал: не дай сгинуть без вести, сообщи товарищам! В конце концов, последнее его желание было, чтоб я позвонил какому-то там «драматургу», — по фамилии Дыров, как сказал Неживой. Позвонить не обещаю, но… Все пригодицца. Дело сделано, можно уходить. — Оденься в нормальное, — я показал музыканту на сложенные стопкой вещи. Там были брюки, рубашка, носки, галстук, — гардероб от покойного Бориса Борисовича. Через пару минут он стал похож на пугало. Но всяко лучше, чем халат на голое тело. — Мачо, — похвалил я его. — А теперь попробуй, возьми меня на руки. Силенок хватит? — Обижаете, — сказал он. — Я грузовики с цементом разгружал. И правда, разгружал. Мне даже пришлось прикрикнуть: — Эй, аккуратнее! Здесь тебе не мешок! — Куда идем? — деловито спросил он. — Через задний проход, — честно ответил я. * * * «Черный ход», которым Эвглена приводила к себе загипнотизированных приматов, представлял собой деревянную лестницу, спускавшуюся из будуара в боковой коридор, как раз к двери на улицу. В отличие от парадной, лестница была узкой и витой. Долби-Дэн шел медленно и бережно, боясь оступиться. Он держал меня руками под задницей, лицом к себе; я обнимал его за шею. Идиллия. Он говорил без умолку: — В предыдущий разговор я забыл попросить вас кое о чем… хотел одну фразу в просьбу вставить… о, как эротично выразился… а то даже порнографично… но сразу не осмелился… — Что ты все трещишь? — Не знаю… Зуд какой-то… Хотел пригласить вас в гости. — В общагу? — Нет, туда я не вернусь… Какой из меня теперь, к чертям собачьим, музыкант… — Вот только про собак не надо. Тем более, про их чертей. — Извините… К маме поеду. — Лучше помолчи, береги дыхание. — Если у тебя есть фонтан, дай отдохнуть и фонтану… Приедете к нам? — Само собой. Если ничего не случится. — Да-да, вы правы, пикник на обочине — не самый актуальный сюжет… Я тоже предпочитаю удачные попытки к бегству… Добрались до самого низу — тут-то нас и обломали. С лестницы в коридор было не выйти: дверь закрыли, причем, не на ключ — если б на ключ! Примитивно подперли. Похоже, стульями. При ударе — характерно громыхало. Дверь приоткрывалась на крохотную щелочку и застревала. — Я так и знал, что ты сюда двинешь, — долетел с той стороны голос Балакирева. Скотина! Небось, натащил в коридор все стулья, какие были в гостиной, — для надежности. Вот, значит, почему он не поднимался на второй этаж, умник. Бросил своего дружка, не поддался на мои подсказки. Придумал собственную программу действий… — Кинуть меня хотел? — Балакирев ликовал. — Нет, пидор гнойный, не сбежишь! Я поднимаюсь! Я сказал ему, форсируя громкость: — Нет, это я спускаюсь! Жди в гостиной! И Долби-Дэн попер меня обратно, сражаясь с двойной силой тяжести. Сам бы я по этой лестнице карабкался, как на пик Коммунизма, с ночевками, привалами и глюками от кислородного голодания. — Я от мамочки ушел, я от Леночки ушел, а от тебя, пидор гнойный, и подавно… — бормотал мой славный носильщик, шумно дыша мне в ухо. — Молчи, Даня, молчи, — заклинал я. — Скорей надо. — Балакирев… Какую фамилию испоганил… — У Петра Первого был шут с такой фамилией. Считай, что это его потомок. — Я понимаю… Опять будуар. — …Поставь меня, отдышись. — Вы говорили — скорей. — Да, хорошо бы. Он мог новых дружков позвать. И вообще, вдруг еще кто заявится? — Тогда в Зеленограде отдышусь. — Тебе сколько лет? — Ах, много, сударь, восемнадцать… * * * …Балакирев ждал наверху, в палате: все-таки поднялся, параноик! — Повернись, — велел я студенту. — Иди боком, чтоб я его на мушке держал. Балакирев увидел Долби-Дэна и ошалел. Его квадратную витрину перекосило: — Стой! А этот чего? — Этот — со мной. — Оборзели, бля… Так. Этот никуда не идет. — А то что? Пристрелишь? — Его — пристрелю! — Я мог бы запретить тебе и пальцем его трогать, но мне на этого парня начхать. Он никто, он мои ноги. Я и так могу уйти, без ног. А вот как тебе потом невесту вызволять — не знаю, не знаю… — Ты все равно не отдашь ключ, сука! — А ты рискни, сука, вдруг отдам. — Почему ты, сука, через тот ход пошел? — Там было ближе, сука. Он мучительно задумался. Я решил ему помочь: — У тебя что, Вадик, есть выбор? — Ладно, валите, — решил он. — Ты — перед нами. Так и вышли на лестницу: первым — Плохой, Хороший — вторым, а Злого несли на руках. Вестерн, сгори он в печи… Долби-Дэн дышал, как загнанная лошадь, но терпел, терпел. Так и спустились вниз. — Освободи дорогу, — сказал я Вадику. — Отойди в тот конец гостиной и подожди. — Давай ключ от подвала! — истерично выкрикнул он и вдруг вскинул пистолет. Мой ответ был симметричным. Опять мы стояли, два психопата, ствол к стволу, мерялись нервами; а время тикало, и таяли шансы спокойно исчезнуть отсюда, потому что не могло мне везти бесконечно… А ведь ключ он и вправду искал, если судить по разгрому! Золу из камина выгреб, дурень, — как я советовал. Ковер скатал, стол перевернул. Стульев осталось мало, но и их, надо думать, не миновал пристальный досмотр, — включая те, которыми он подпер дверь. |