Онлайн книга «Жесть»
— За нашу королеву! — провозгласил кто-то. Кто? Похоже, компания еще выпила — без нее. Из осколков собралось нечто, похожее на людей. Приблизилось лицо… в пенсне, в кепке… кружка в отставленной руке… — Решили мы, мадам, в гостёчки вам предложить заглянуть, — торжественно сказал Берия. — Будете нашей королевой! Марина икнула. — Г…Гертрудой… королевой датской… — Гертруда — задрыга и шлюха. Отбрасываем этот образ с негодованием. — Тогда Ж…Жанной… д-д-д… Арк… — Жанна — святая… Смело… Так каков ваш ответ, мадам? — Я м-мадемуазел-ль… — Достойно сказано… В фокус вплыл Валентин: — Ты, малышка, лучше не спорь, нах… Берия придержал его, заставляя замолчать. — У вас есть возражения… мадемуазель? — Возражения — пережиток перестройки и гласности, — сказала Марина. — Лаврик, я вас люблю. Вы такой плоский. — Валя, наливай! — Уже. — За любовь! Берия встал, жестом заставляя подняться остальных. Поддержал его лишь Лютик. — За идеалы! — дополнил Берия свой же тост. — За возражения… — пробормотала Марина. Два мужика стояли друг напротив друга, разделенные лишь столом. Взгляды их крепко сцепились — не разорвать. Они оба явно «улетали» — как и все вокруг. Из темных глубин выползало прошлое, перемешиваясь с настоящим, внося в мозги опасную путаницу. Что-то такое было у них в прошлом… что-то глубоко припрятанное… — За нашу и вашу свободу, — сказал Берия со значением и нехорошо усмехнулся. Подозрительно заглянул в кружку, выпил, крякнул и сел на место. Лютик вылакал свое пойло молча. Грохнул стакан о доски. Садиться не стал: уперся кулаками в стол. — Ты… В моем доме — о свободе? Не сходи с катушек, четырехглазый. А ты, — ткнул он пальцем в Валентина. — Ты, это… грабли подбери. Валентин сидел максимально близко от Марины, ласкал ее шею одной рукой (во второй была кружка) и шептал, что обожает зверь-баб, умеющих дыбать по зенкам, и что его любимый фильм — «Бони и Клайд». Берия укоризненно покачал головой: — Я, уважаемый гражданин, никогда самообладания не теряю. Как истинный поэт своих чувств… — Да ты говно, а не поэт… Клоп… вертишь меня на капусту… Лютика заметно мотало. Берию — тоже. — Ты сядь, сядь, гражданин Лютик. Ты человек труда. И мастер — класса высокого… Хай-класса ты мастер… Поэтому все тебе прощаю. Ты только сядь… Валентин хотел налить Марине в стакан, промахнулся и не заметил этого. — А что такое «дыбать по зенкам»? — спросила она. — Чисто бабский прикол, — оскалился громила. — Выдавливать каблуками глаза у раненых и связанных. Не пробовала? — Пока нет. — Попробуешь, малышка… —И баб моих не трожь! — Лютик повысил обороты. — А тебе сказано — убери от девки грабли! — бешено посмотрел он на Валентина. — А то что? — заинтересовался тот. Зойка тщетно пыталась усадить своего мужика. — Люблю я тебя, — вздохнул Берия. — И жалею… Я вообще люблю простой народ ручного труда. Что касается якобы твоих баб… Зою Федоровну, друг дорогой, тоже очень я уважаю, люблю и жалею. Лютик выпил еще. Один. Ни с кем не чокаясь и никому не предлагая. — Да это она тебя жалеет! Ты глянуть на нее боишься! Куда тебе — бабу такую? Она ж тебя разорвет… Коли я не разорву… Берия был просто в восторге: — Да что вы говорите, подержите мой арбуз! Глаза Лютика почернели. — Завалю и в землю зарою!!! Зудец тебе, Лаврентий! — наклонившись вперед, он взял Берию за воротник, вытащил из-за стола и потянул на себя. Загремела посуда. — Ну, так… — сказал Валентин, отрываясь от Марины. Он вскочил и толкнул Лютика. Гигант улетел на ту половину сарая, где была мастерская, свалив попутно все, что смог зацепить своим телом. Берия осел на пол, как мешок. И тут в Зойке пробудилась волчица. Она тоже вскочила — со звериным рыком, — схватила нетвердой рукой горящую керосиновую лампу и замахнулась на Валентина. Ее шатало и кидало — с довольно большой амплитудой. Замах был вялым. Впрочем, и Валентина уносило прямо на глазах: сконцентрировавшись, он перехватил руку с лампой, и два бойца застыли в шатком равновесии. Берия взобрался на стул и грянул: — За очищающий огонь! За молнию зла! Он успел налить себе и выпить. Марина, пока про нее забыли, пыталась отодвинуть от себя стол или хотя бы просто сдвинуть его с места. Ничего не получалось. — Не сметь, — погрозил ей Берия пальцем. — От меня не уйдешь… Будешь моей… …Ее крутило все сильней. Надпочечники вбрасывали в кровь убойные дозы адреналина и норадреналина, помогая мозгу удержать реальность, а в результате рождались глюки… Картинки шли наплывами. На дощатом столе в грязном сарае Илья с Викушей занимались любовью — их искаженные сладострастием лица плясали прямо перед Мариной. Викуша орала, как недорезанная свинья… Александр яростно дрался с полковником Лебедевым за право заменить Илью. Полковник бросил Александра через голову, тот врезался в обогреватель; вспышка — и нет соперника… Вот полковник перекусывает Илье горло — садовым секатором. Хлещет кровь, тело валится под стол, Викуша хохочет… Вот из обогревателя, прямо их раскаленных спиралей, вылезает Александр — голый, багрово-красный, с копытами вместо ступней. Он обливает полковника самогоном из бутыли и поджигает… В дверь сарая, никем не замеченный, давно уже проник Федор Сергеевич. Пока мужчины разбираются друг с другом, он подкрадывается к столу и принимается серпом отпиливать Викуше голову; она извивается и визжит, а над ними, расправив кожистые крылья, парит багрово-красный Александр и смеется, смеется… Из глубины сарая, как зомби, надвигается Лютик с топором… Стоп! А вот это уже была реальность. Мир вернулся. Лютик, выбравшись из-под остова иномарки, озирал помещение шальным взглядом, потом сделал несколько шатких шагов и остановился. Без топора. Топор — это были глюки… — Ты — мне… о свободе?.. — изумился он. Зойка все боролась с Валентином: кричала, разумеется, она, а вовсе не Викуша. Керосиновая лампа в руках взбесившейся бабы сдерживала мужчину, не позволяя ничего толком предпринять. Оно и понятно: случайно уронишь — беда. Зловещие тени прыгали по сараю… Банка с косорыловкой была уже разбита, в воздухе остро пахло сивухой. Берия тупо смотрел на пол, беззвучно шевеля губами… — Ненавижу вас! — надсаживалась Зойка. — Уймись, подстилка! — ревел Валентин. |