Онлайн книга «Тайна Кутузовского проспекта»
Дружески распрощавшись, уже возле двери, Ромашов остановил Костенко вопросом: — Это поможет раскрытию обстоятельств убийства Федоровой, Владислав Романович? Костенко сдержался, чтобы не повернуться на каблуках, так неожидан был вопрос. Положил руку на медную ручку массивной двери, спросил: — У вас было слишком мало времени, чтобы узнать о моей причастности к расследованию убийства Федоровой. — Было. Еще в восемьдесят втором, когда меня перевели сюда… А до этого я работал в КГБ, слыхал о деле Федоровой, вашу фамилию знаю отменно… Если хотите перемолвиться парой слов — милости прошу, пропуск выпишут без свинской волокиты… Фамилию мою запомнили? … Костенко решил было поехать на Петровку — новость с капитаном Строиловым его ошарашила, но потом сел в холле на диванчике возле рахитичной пальмы. Три кресла, две пепельницы. Странно, сейчас надвигается новая кампания — на этот раз против курения. Неужели начальство не понимает, что любой запрет рождает постепенный, но грозный протест миллионов? Запретили водку — взвинтилась наркомания, самогон повсеместен, теперь ввели карточки на сахар… Запретят курево — еще страшнее станет наркомания, спекуляция будет черной, хоть все внутренние войска против этого дела брось. Разрешение — к добру, запрет — к гибели. Какой плод сладок-то? В том и штука, что запретный, это тебе не «Краткий курс», это — Библия. Сколько ж времени он там просидит у Назаряна, подумал Костенко об особисте Ромашове. Наверняка сейчас к Назаряну потянутся люди с папками… Действительно, через пару минут запыхавшись прибежали два сотрудника с папками под грифом, потом женщина, затем генерал с кожаным портфелем. … Ромашов вышел через полтора часа. Не удивился тому, что Костенко ждал его, кивнул: — Пошли ко мне. Отвечу, что помню. Костенко достал фоторобот, показал Ромашову. — Этого человека не встречали? — Нет, — ответил Ромашов. — Твердо? — Абсолютно. — Фамилии следователей Федоровой запамятовали? — Один умер. Либачев, сдается мне. А Бакаренко, по-моему, жив, работал в ВОХРе Академии наук, но вроде бы оттуда погнали — спивается. — Их сажали? — Не помню. Кажется, из партии исключили. — Звания и пенсии оставили? — Сняли. А почему вас так интересует этот? — Ромашов кивнул на фото. — А потому, что он сидел вместе с Ястребом… А Зою Федорову мучили садисты… И работал этот человек на руднике Саблага, где добывали тот металл, из которого сделаны шило и отвертка… Что из себя представлял Бакаренко? — Говно. После ареста Берии развалился до задницы, руки тряслись, плакал… — Тогда он боялся, что посадят, теперь-то страх прошел… — Почему вы у Назаряна сказали, что у вас нет фото? — Потому, что не знал о вашем участии в работе по Федоровой. — Вот моя карточка, — сказал Ромашов, протянув Костенко визитку. — Давайте я допишу домашний телефон. Звоните, если чем могу быть полезен. От Назаряна ответ получите завтра. Металл действительно с рудников Саблага. Этого, однако, в назаряновском заключении не будет. Если встретитесь с Бакаренко, я дам вам заявление старого большевика Савушкина — на этом он дрогнет. … На Петровку, после того как Костенко нашел домашний адрес Бакаренко, эксперты позвонили с квартиры Люды: ножичек для разрезания страниц книг сделан из такого же металла, что и шило с отверткой. Ну, Хрен, теперь держись, подумал Костенко, теперь я на тебя кандалы надену, сука! Тогда от вышки ушел, сейчас не открутишься, курвин сын… С таким настроением он и пошел к заместителю начальника МУРа: — Разрешите войти внештатному консультанту, товарищ подполковник? Заместитель начальника в свое время стажировался у Костенко, прилюдно величал «Мастером». Сейчас, не поднимая глаз от бумаг, разложенных на столе, сухо ответил: — Да, пожалуйста… Присаживайтесь, я закончу работу, а потом побеседуем. — Ты потом доработаешь свои вшивые бумаги, — с холодной яростью ответил Костенко. — А сначала поговоришь со мной, ясно? Подполковник медленно поднял голову — круглую, с приплющенными ушами боксера и свернутым носом. Глаза у него были страдальческие, растерянные, бегающие. — Я завизировал бумагу, что ты руководишь работой как главный научный консультант, Мастер. С правом на проведение оперативных мероприятий… А меня вызвали на ковер, и я с боем отстоял для тебя титул «внештатного консультанта»… — Кто на меня попер? — Не отвечу. Хоть казни… — Причина? — Ты с Мишаней Ястребом дружил? — Если не будет кощунством соединить такие понятия, как «дружил» и «профилактировал», я дам тебе положительный ответ. — Ты знал, что он купил завскладом той типографии, где печатают самые дорогие ротапринтные издания? — Нет. — Но ты знал, что он ими торгует из-под полы? — Догадывался. Подполковник достал листок бумаги: — Это нашли у Ястреба при повторном обыске: «Костенко — в подарок — набор ротапринта». — Ты знаешь, что я его два раза сажал на скамью подсудимых? — Да. Но при этом просил прокурора не вертеть ему на полную катушку. — И судей просил, потому как советская власть виновна в том, что он стал вором в законе: отца расстреляли, мать спилась, он уму-разуму учился в детприемнике. — Романыч, поменяй имя на Дон Кихота. Ты что, дитя? Не понимаешь, что высшая благодать у нас — схарчить своего? — Понимаю. Объясни: что входит в функцию «внештатного консультанта»? — Ничего не входит! Ни-че-го! А Строилов — сука, чей-то сыночек или племянничек! Но поскольку мозгом дела — так или иначе — будешь ты, он получит внеочередное звание и тему для диссертации! А тебя потом разберут на парткоме. И вклеят связь с уголовным элементом! Не понятно, что ль? — Где Мишанину бумажку нашли? — В мусоросбросе. — Больше ничего? — Нет. — Почерк его жены взяли? Подполковник вздохнул: — Нет, конечно… Чего не подсказал? — Только сейчас допер… Может, она какие телефоны для него записывала… — И еще: стоило тебе влезть в дело, как на город повесили два убийства: Ястреб и Людка. Думаешь, приятно? Звонки, запросы, вызовы… — Объясни мне еще раз мои права — в новом качестве. — Давать идеи, когда потребует Строилов. |