
Онлайн книга «По тонкому льду»
– Нет, дорогой, все мы люди. Уж лучше крутить с Гизелой, чем с такой русской, как дочь твоего Купейкина. А Гизела, по всему видать, врезалась в тебя. Я что хочу сказать. Я же люблю тебя, черта… Хочу сказать: гляди, не замочись! – А я штаны закатаю повыше. – Ты понимаешь, о чем я. Гизела, возможно, человек чистый, мужнина грязь не пристала к ней. Но вокруг нее грязь. Все эти килианы, шуманы, земельбауэры – старые развратники, переживающие вторую молодость. С ними надо ухо держать ой как! Вот об этом не забывай! – Постараюсь, – заверил я. – Тебе буду все выкладывать. – А теперь расшифровывай! Что там сообщает Решетов? Я сел за расшифровку радиограммы. Андрей стоял за спиной и следил, как из-под моей руки выбегали буквы, слова, строчки. Решетов сообщал, что десантная группа, выброшенная не семнадцатого, а двадцатого, частью попала в наши руки, частью уничтожена. Один транспортный «юнкере» подбит и еле-еле перевалил на свою сторону. Далее шла речь о том, что мой вопрос вновь рассматривался в наркомате, я восстановлен в органах и утвержден в должности начальника отделения. Карандаш едва не выпал у меня. Я еще не успел осознать происшедшего, как Андрей сгреб меня в свои медвежьи объятия и начал тискать. – Наконец-то, – расцеловал он меня и, смутившись, произнес: – Фу-ты… Это же здорово! Да, это было радостное известие, о котором я долго мечтал. Приходит же к человеку счастье! Пришло и ко мне. В конце телеграммы сообщалось самое неожиданное. Находящийся в эвакуации некий Загорулько заявил органам, что Геннадий Безродный развелся с женой, покойной ныне Оксаной, лишь после того, как узнал об аресте ее отца. Предупредил его – Геннадия – этот же Загорулько. – Ну что? Что я тебе говорил? – вскочил я. – Помнишь? Андрей взял из моих рук бумажку, прочел. – Все помню, Дима, – медленно произнес он. – Все. Кто же мог думать, что Геннадий такой подлец! Во второй комнате прозвучал чей-то новый голос. Мы вышли и увидели связного Усатого. Высокий, седой, почти белый, с длинными обвислыми украинскими усами, он едва не упирался головой в потолок. И как только входил, сразу же торопился сесть. Вот и сейчас поставил кирпич на попа, пристроился на нем и достал кисет. Я взглянул на часы. Ровно семь. В это время вошел Демьян. Окинув нас быстрым взглядом, он снял стеганый ватник, повесил его на гвоздь. Андрей подал ему радиограмму. Демьян прочел, подошел ко мне и подал руку: – Рад за вас, от души. Так оно и должно быть. И с десантом неплохо. Обжегся господин полковничек. Такой и должна быть разведывательная информация. А вот с Солдатом плохо. – Он повернулся всем корпусом к Усатому: – Были у него? – Да. Он сказал, что не может прийти. Занят. – Не может прийти. Занят, – повторил про себя Демьян. На несколько минут воцарилось молчание. Демьян сидел поодаль от стола, опершись локтями в колени, похрустывал пальцами и смотрел в пол. – Плохо, – заметил он после долгой паузы. – Хотелось поговорить с ним. Сейчас тем более. С Солдатом надо что-то делать. В убежище вошел Костя с роскошным синяком под глазом. Демьян прервал себя, задержал взгляд на Косте и спросил: – Что это у вас? – Приключение, товарищ Демьян. Я понял, что Демьян еще не видел сегодня Костю, а значит, и не ночевал здесь. – Быть может, расскажете нам? Костя стоял посередине комнаты и стягивал с себя шинель. – Могу доложить. Терр-акт! Покушение на мою персону. Ничего удивительного. Намозолил я глаза народу в этой волчьей шкуре, – и он бросил немецкую шинель на ящик. – Иду ночью по Крутому переулку. После проверки караула. Темень страшная. И грязь по колено. Я крадусь под кирпичным забором, выбираю места посуше – и вдруг кто-то гоп на меня сверху, точно с неба. С забора, конечно. Сбил меня с ног, но и сам не удержался, угодил в лужу и нож выронил. Я навалился на него, поддал ему в скулу, ну а он меня сюда. Карманным фонарем… Можно было, разумеется, из пистолета его, но я не стал. Думаю: не бросится же на полицая подлец, зачем поднимать шум? Ну, потолкались мы с ним в грязи, потом я уложил его на брюхо и вот эту штучку приспособил, – Костя вынул из кармана и подбросил металлические наручники. – Лежит, сопит. "Кончай, – говорит, – продажная шкура. Но и тебе недолго осталось. Пока я буду пробираться на тот свет, ты меня догонишь". Вот это, думаю, разговор. Мужской. Приказываю ему встать, а он лежит. Я поднял его, повернул лицом, а он взял да и плюнул мне в самую рожу. И тут я вижу, что это Хасан Шерафутдинов. Ах ты, сукин сын! А он опять свое: "Кончай, предательская морда. Твой верх. Я бы над тобой не измывался, а сразу кончил". И глаза его горят, как уголья. Надо было объясниться. "Вот что, Хасан, – говорю. – Ты ошибаешься, друг. Я не предатель. И могу доказать это". Он молчит, скрипит зубами. "Давай-ка сюда лапы". Он подумал и подал. Я снял наручники и сказал: "Хочешь беги, а хочешь выслушай меня". Он решил выслушать. В общем, мы договорились сегодня проверить друг друга на деле. Вот так. – Значит, вы его знаете? – спросил Демьян. – Ну да, годок мой, учились вместе. Его отец пограничник, погиб в первых боях, а он мировой парень. Мы его звали потомком Чингисхана, не обижался. Политически крепко подкован. До Карла Маркса ему, понятно, далеко, но в общем головастый. – Это знаменательно, – сказал Демьян. – Люди поднимаются на борьбу сами. – А как вы проверить решили друг друга? – спросил Андрей. – Возьму его на дело сегодня. – Эге! Вот тут ты поторопился, – покачал головой Челнок. – Сразу и на дело. – Может, и поторопился, – вскипел Костя. – Только слово уже дано и отказываться нельзя. – Я тоже считаю, что нельзя, – поддержал его Андрей. Демьян сидел, слушал, прятал улыбку. Челнок спросил: – А какое дело? Костя посмотрел на меня и молча, одними глазами, спросил разрешения. Я незаметно кивнул. – Обычное дело, – сказал он. – Сегодня я и двое моих дружков попробуем взять гранаты из вагона на путях. Гранат-то нет! Вот я и подключу Хасана. Пусть себя покажет и на других поглядит. – Ну что ж, это интересно, – заметил Демьян. – У меня тоже новости, – сообщил я. – Назначен секретарем управы. – Вот как! Я рассказал все подробно. – Отлично, – произнес Демьян. |