
Онлайн книга «Преторианец»
Макс Худ был не из тех, кто наслаждается признанием светского общества, но пробиваясь навстречу Годвину сквозь толпу, он буквально сиял: — Сюрприз, Годвин! Познакомься: миссис Худ! Сцилла улыбалась Годвину, в ее глазах цвета кофе с молоком сверкали зеленые искорки. Глаза были широко распахнуты навстречу ему. Она обняла его, привстала на цыпочки, чтобы прижаться щекой к щеке. — Ох, Роджер, какой ты громадный! Да еще и знаменитый! И чудесно выглядишь! А мой негодяй-муж и не сказал, что ты тоже здесь будешь — как тебе только не стыдно, Макс! Я бы весь день радовалась! Макс пожал плечами, улыбнулся им обоим. — Я думал, лучше устроить приятный сюрприз. Хорошо снова собраться вместе. Он взял Сциллу за руку. — И давно вы поженились? Почему это я ничего не знал? — Ты, верно, был тогда в Индокитае или на Амазонке, — хлопнул его по спине Худ. — Мы знали, что рано или поздно обязательно встретимся. — А ты сам виноват, — добавила Сцилла. — Ужасно неаккуратно ведешь переписку. — И давно это творилось за моей спиной? — О, — весело ответила она, — много лет! Макс пояснил: — С тридцать пятого, Роджер. У нее плохо с датами. — Мы поженились в чудовищном родовом поместье Макса в Нортумберленде. Называется Стилгрейвс — «тихие могилы» — самое подходящее название. Затащили туда всех приглашенных. Это было ужасно! — Да, не близко, — признал Макс. — Руина викторианской эпохи. — Настоящее болото, — сказала Сцилла. — Сплошная сырость. Макс любовно пожал ей руку. — И с тех пор — четыре года безоблачного блаженства! — Жена у меня — скрипачка мирового класса, Роджер. Концерты по всему миру. И только что закончились съемки второго фильма… — Ты посмотри на него, Макс! Впервые слышит! Роджер, ты же начинал как музыкальный критик! — О твоей карьере я, конечно, знаю, — солгал Роджер. — Хотя моя карьера музыкального критика была, как и следовало ожидать, очень недолгой. Как высказался о ней Свейн — «слепой ведет бестолкового». Клайд был моим первым учителем. — Она только что вернулась из турне. Буэнос-Айрес, Рио, Мехико — где ты еще побывала? — Пожалуйста, Макс, не докучай бедняге Роджеру… — Чепуха, Сцилла. Она на месяц собирается в Штаты. Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия… Наивное бахвальство Худа невольно обезоруживало. — Но, похоже, будущее для нее в кино. Черт возьми, Роджер, как она играет! Жизнь полна чудес, старик. Понимающие люди говорят, она пробьется в Уэст-Энде… Говорят, в ней есть естественность. Чудеса, Роджер. — Как я рад тебя видеть. Ты была совсем девочкой, когда мы расстались… — Но очень взрослой для своих лет! — Да, что правда, то правда. Макс перебил: — Слушай, Роджер, она принесла очень приятную новость — еще одно знакомое лицо. Припоминаешь Клайда? Так вот, она говорит, он собирает новую группу, и подумать только, в Лондоне! Вот это событие: представляешь себе, какое будет зрелище для усталых глаз? Он был неплохой парень, наш Клайд. Вкусы у него не совпадали с моими, но тут уж, как говорится, живи и давай жить другим. Мы с Роджером только вчера его вспоминали. — Представляешь, Роджер? — подхватила она. — Клайд Расмуссен и его «Сосайети Бойз» или что-то в этом роде. — Я потрясен. Думал, при таком успехе в Штатах он ни за что оттуда не выберется. — Насколько я понимаю, тут замешана какая-то история, — пояснила Сцилла. — Его менеджер — из того же агентства, что у меня. Насколько известно, ему предложили очень выгодный контракт со студией звукозаписи. Правда, забавно будет снова увидеться? Когда она протянула руку к бокалу с шампанским, на пальце сверкнул бриллиант. — Нам обоим не терпится, — сказал Макс. — Он очень помогал Сцилле в Париже. Научил ее выражать в музыке себя. Как видно, это главное для исполнителя. Если я хоть что-то понимаю? — вопросительно обратился он к Сцилле. — Кое-что, — кивнула она. Подошедший хозяин дома отвлек Макса и увел за собой, а Сцилла повернулась к Годвину. На ее губах, почти не затрагивая глаз, играла неуловимая улыбка. — Из-за нас с Клайдом не беспокойся, мой милый Роджер. Ты и вправду выглядишь, будто тебя ударили. Я-то думала, все давно забылось, ведь сколько лет прошло! — Что-то мелькнуло в ее глазах. — Хотя у меня действительно есть секреты от Макса. — Прости. Просто слишком неожиданно всплыли воспоминания. — Понимаю, понимаю. Но спасибо, что ты оказался так сдержан. Мне хотелось бы поболтать побольше, но увы, нужно уделить внимание остальным. — Да, нужно, наверное. Ну что ж, приятно было повидаться столько лет спустя. Он отвел взгляд. Ощущение было такое, будто ему деликатно дали отставку, и к щекам прилила горячая кровь. — Я только подумала — нельзя ли как-нибудь еще тебя повидать. — Она опять смотрела на него, как та давняя девочка. — Ты надолго в Каире? — Уезжаю послезавтра. Может быть, задержусь еще на день. — А завтра у тебя не найдется для меня времени? Ближе к вечеру? — Можно устроить, Сцилла. — Где ты остановился? — В «Шепердсе». — Ну конечно, — она усмехнулась, — где же еще мог поселиться великий Годвин. Смешно спрашивать. — Я рад твоему успеху. Говорил ведь тогда, что тебе нужно только понять, что для тебя главное, и ты добьешься всего, чего пожелаешь. Как видно, ты все-таки послушалась. — Макс, знаешь ли, не шутил… Я собираюсь стать кинозвездой. Как ни странно, они считают, что я умею играть. — Думаю, они правы. Мне случалось видеть, как ты играешь роль, и исполнение было отличным, даже в очень трудных условиях. — Грир Фантазиа познакомил меня с людьми Корда и кое с кем из людей Гейнсборо — еще до того, как я занялась этим всерьез. — Ты знакома с Гриром? Он мой издатель. — Знакома. Он очень милый и услужливый. Говорят, камера меня любит — забавно, правда? А это американское турне, о котором говорил Макс… Хотя я от него отказалась, просто Макс еще не знает. Этим летом мне предложили сняться еще в одной картине… Я больше не буду концертировать. Будущее для меня — в кино. Если окажется, что я на что-то способна, поговаривают и о сцене — в Уэст-Энде, со временем. Пока кажется невероятным, но человек никогда не знает. Я занимаюсь с хорошим преподавателем. По-моему, одну картину выпускают в прокат в Лондоне на этой неделе. Обещай, что ты сходишь. Когда разговор зашел о работе, она оживилась, голос зазвенел как струна. Годвин сразу увидел, что она фотогенична и камера должна ее любить. Максу Худу можно было позавидовать. |