Онлайн книга «Маркиз и Жюстина»
А если раб сорвал Знаки – так, скорее всего, Господин его легонько выпорет по первому разу, а не палачу отдаст. А второго раза, скорее всего, и не будет. – Ну хорошо. – Я положил руку ему на плечо. – Первая поза покорности! Я слегка усиливаю нажим в первом Знаке и на полпальца развожу пластины второго. Пора, через два дня будем в городе. Мы остановились в маленькой гостинице в двух кварталах от Дома Собраний. Хозяин окинул взглядом Юстову рубаху без пояса и шею без ошейника и сразу все понял. – В Дом Собраний? Я кивнул. – Скоро? – Завтра. Он явно разочарован. – Но мне надо задержаться еще на неделю, – сказал я. – Дела! – Вот это правильно! – обрадовался хозяин. – Немилосердно тащить раба в дорогу сразу после Дома Собраний. Юсто обеспокоенно посмотрел на меня: «Почему немилосердно?» Я улыбнулся и обнял его за плечи. – Завтра все узнаешь. У хозяина гостиницы целых три йалайти, которых он накупил явно не для наслаждения плоти, а по чисто практическим соображениям – много в гостинице работы. Мы занимаем небольшую комнату на втором этаже, и все трое рабов нам прислуживают. Юсто с удивлением наблюдает за тем, как ему стелют циновку и одеяло у моих ног. Почему не он прислуживает, а ему? – Сегодня такой день, Юсто, – говорю я и улыбаюсь. – Точнее, завтра такой день. После обычных процедур снятия Знаков и мытья, я приказал ему не одеваться и преклонить колени возле циновки. – На пятки не садись, – сказал я. – Запомни. Это вторая поза покорности. Все-таки красивый, стройный, ладный. И маленький недоразвитый пенис. Вот он ему совсем не нужен. Всего лишь атавизм. Как у насекомых, рабочие пчелы – недоразвитые самки или самцы. У людей йалайти рождаются гораздо реже, и у них есть свой тип сексуальности, но эта штучка на него совершенно не влияет и давно несет лишь символическую функцию. Я беру красную ленту, пропитанную специальным клейким составом, и начинаю обматывать вокруг его пениса. – Зачем это? – спрашивает Юсто. – Ты не должен задавать вопросов, – строго говорю я. – Извините, Господин. – Это еще один Знак моей власти. Не больно? – Немного щиплет. – Скоро пройдет. Его пенис превратился в красный толстый кокон с отверстием на конце. Верхний неклейкий слой отливает атласом. Я поставил ему Знаки, раздвинув второй на максимальную ширину. – Все. Теперь одевайся и ложись спать. Спит он плохо, все время вертится и постанывает. Да, признаться, и я волнуюсь накануне следующего дня. Только проснувшись, он взмолился. – Господин, ради бога, снимите новый Знак, очень больно! – В Доме Собраний, – жестко ответил я. Он поскулил еще, но, казалось, смирился. Безропотно оделся в новую белую рубаху и штаны. У меня с собой еще один комплект одежды – черный, тот, что носят занесенные в реестр рабы, тот, что он наденет после Дома Собраний. Я взял сумку со всем необходимым, и мы вышли из гостиницы. Возле закрытых дверей Дома Собраний, на мраморной лестнице уже ждали двое: раб без ошейника в такой же белой рубахе, как у Юсто, и его Господин. Я вежливо поклонился, но познакомиться мы не успели: тяжелые двери медленно открылись, и священник в желтых одеждах слегка склонил голову и жестом руки пригласил их внутрь. – Придется подождать, – сказал я Юсто. – Долго? – Полчаса-час. Он вздохнул. Вскоре мы услышали скрип открываемых дверей и обернулись. На пороге Господин и его раб (уже в ошейнике), а на шаг позади застыл священник, раскинув над ними руки в прощальном благословении. Я заставил Юсто преклонить колени. Они сделали шаг вперед, и их осветило рассветное солнце. Одежда раба в крови: пятна крови возле сосков и на штанах, между ног. Юсто смотрит во все глаза, он побледнел. А на губах вышедшего раба застыла блаженная полуулыбка, составляющая с кровавой рубахой страшный контраст. Юсто впился глазами в эту улыбку и побледнел еще больше. Господин и инициированный раб спустились по лестнице, а священник махнул нам рукой. – Заходите! Юсто, не поднимаясь с колен, обнял мои ноги и взмолился: – Господин! Не надо! Давайте туда не пойдем! – Встать! – Так жестко я с ним еще не говорил. Он зарылся лицом в мои колени, его плечи затряслись. – Встать! – гаркнул я. – Где твоя честь? Где твоя храбрость? К нам подходит священник, наклоняется, кладет руку ему на плечо. Он высок и худ, изыскан и властен. В другом мире, где остались наши тела, он носит иное имя: Небесный Доктор. – Могу я к нему обратиться? – спрашивает он. – Как его зовут? – Да. Юсто. – Ты любишь своего Господина, Юсто? – Да, – тихо говорит он. – Тогда ты должен это сделать. Инициация болезненна, но необходима. Юсто, всхлипывая, поднимается на ноги. – Ты сейчас можешь уйти, – продолжает священник. – Но тогда ты опозоришь и себя и Господина. Никто больше не возьмет тебя. Ты станешь изгоем, нищим, просящим подаяния. Твое тело иссохнет и состарится без власти Господина, а ум помутится. Ты этого хочешь? Юсто замотал головой. – Тогда вытри сопли, наберись мужества и иди. Я обнял его за плечи, и мы пошли по длинному коридору между рядов тонких янтарных колонн. Коридор оканчивается залом под высоким куполом, в окнах сияет рассвет. Зал пуст, в центре – круглый провал, окруженный балюстрадой. Туда, вниз, уходит широкая лестница. В сопровождении священника мы начали спускаться. Стало совсем темно. Свет дают только укрепленные по стенам факелы. Мы оказались у массивных деревянных дверей, и священник распахнул их перед нами. Этот зал меньше верхнего. По стенам поднимаются амфитеатром мраморные кресла в семь рядов. Все места заняты священниками, входящими в совет. Свет факелов играет на желтых одеяниях, делая их подобными пламени. Кратер из огня, и на дне – небольшой мраморный круг. Над кругом нависает перевернутый шатер из белого камня, увенчанный хрустальной иглой, на ее конце – кольцо светлого металла, то самое, о котором я рассказывал Юсто. К нему привязывают рабов во время казни веревкой. Навстречу игле поднимается мраморный цилиндр с плоской вершиной. Словно древесный пень. Он покрыт белой салфеткой. Я подхожу и выкладываю на него Знаки власти, постоянные, те, что поставлю Юсто сейчас: и для сосков, и для ануса. |