Онлайн книга «Люди огня»
Он бился и кричал. Ему отрубили ногу по щиколотку. Я повернулся к Дауду и тихо спросил: — Это по шариату? — Нет! Никогда такого не было! Мусульманские законы милосердны. Я потом рассказал об этом Эммануилу. Он расхохотался. — «Если кто-нибудь приведен к имаму по обвинению в воровстве и против него будут представлены доказательства в совершении им такового, причем стоимость украденного в виде вещей будет равна десяти дирхамам или же украдены просто десять дирхамов чеканной монетой, то пусть ему отрубят руку у сгиба, а если он вновь после этого украдет десять дихрамов или что-либо равноценное, то ему следует отрубить левую ногу». Относительно того места, в котором следует отрубить ногу, среди сподвижников Мухаммада существовали разногласия: одни говорили, что нога отрубается в суставе, а другие, что она отрубается в подъеме. «Так и ты придерживайся того из этих мнений, какого пожелаешь, ибо я уповаю, что в этом тебе предоставлена свобода действий», — Эммануил цитировал с каким-то даже упоением. — Это Абу Юсуф, — пояснил он. — Ученик основателя ханафитского мазхаба Абу Ханифы. Так что шариат, Пьетрос. Самый что ни на есть шариат. — Основателя чего? — переспросил я. — Мазхаба, Пьетрос, правовой школы. Понятно, христианство — религия философская, и разделение идет по вопросу о том, например, обладал ли Христос человеческой природой или только божественной. Ислам — религия правовая и разделяется по вопросу о том, что, до какого места и в. каких случаях следует отрубать. Ну, кроме, конечно, основного вопроса всех религий — вопроса о власти. — Одна женщина из племени курайш [109] украла одеяло из дома Мухаммада, и люди стали говорить, что он собирается отрубить ей руку. Они ужаснулись этому и стали просить за нее. Мухаммад отказал. «Клянусь тем, в чьих руках находится моя душа, если бы Фатима — дочь Мухаммада, содеяла нечто такое, что содеяла эта женщина, то Мухаммад, безусловно, отрубил бы ей руку». Это хадис [110] восходящий к Аише. Даже диких аравийских кочевников возмущала подобная жестокость. — Зачем же им было дано такое откровение? Эммануил тонко улыбнулся. — Не я его давал. Ты знаешь. Да, я знаю, но впервые Эммануил заявил об этом так откровенно. И вовремя. Все равно он мой Господь, даже если сын того лучшего из ангелов, что был сотворен первым и наделен всеми добродетелями, кроме одной — смирения. У меня ее тоже не было. Но пока я сидел на стадионе, смотрел на кровь, стекающую по плахе, и вдыхал запах жженой плоти. Муриды притащили еще троих осужденных, двух мужчин и женщину в чадре. Привязали к столбам. Прочитали приговор. Шпионы. Я понял, что будут расстреливать. Один из муридов поднял автомат. Я заметил, что у них не было палача — исполнением приговоров занимались все по очереди. Да, отправление правосудия — долг каждого мусульманина. «Джихад руки» [111] . Точнее, топора и автомата. Раздался залп. Двое мужчин справа и слева от женщины осели сразу, а она подняла голову и выпрямилась, несмотря на дыры от пуль в чадре. Муриды замерли пораженные. На миг. Потом дали ещё залп. И она расхохоталась. — Джинния! — выкрикнул кто-то из зрителей. — Джинния! — подхватил стадион. — Мария, — тихо сказал я. Но Марк услышал и выхватил пистолет. Ближайший к нам мурид упал как подкошенный. Из-под хирки Дауда возник короткий автомат (не иначе как израильского производства). Принц положил еще троих членов Муридана. Они просто не успели опомниться. А потом стадион накрыло тенью. Я посмотрел вверх. Над нами плыла Дварака. Раздались крики и снова выстрелы. Стадион был окружен. Наверху, на последних рядах, стояли пуштуны, от муридов, в общем-то, ничем не отличавшиеся, но державшие их под прицелом. Я понял: племя. Через пять минут все было кончено. — Мы выполнили твой приказ, Дауд-хан! Принц важно кивнул. Дварака плыла в сторону Кандагара. И нам туда же. Но сначала Дауд потащил нас в ханаку благодарить пира за помощь и покровительство. Санаи подозрительно посмотрел на Марию. — Говорят, она джинния? — Джинны тоже принимали ислам, — вступился принц. — Она служит Махди так же, как и мы, — поддержал Марк. — Ну что ж, одна праведная женщина стоит ста грешных мужчин, — сказал пир и впустил нас. Торопиться не стали. Решили переночевать в ханаке. После вечернего намаза собрались у меня. Мария много курила. — Как тебя угораздило? — спросил я. — Да для этих любая одинокая женщина, как бельмо на глазу. К тому же я не мусульманка. Раскусили. — А как ты сюда добралась? — Автостопом. — Что? — Нормально. Наврала, что я вдова и еду на могилу мужа. Подвозили только так. Жалели. Один даже предложил стать его четвертой женой — по примеру пророка. Это у них такая благотворительность. Давка, я просила тебя найти мне работу. Где работа? По-моему, «Давку» передернуло от обращения. — Это не так-то просто. Муридан запретил женщинам работать в СМИ. Сейчас, конечно, ситуация изменилась… — Ладно, хватит базарить, — вмешался Марк. — Мария, мы завтра выезжаем в Кандагар. Ты с нами? — Хм, куда ж денешься… С вами. Дорога в Кандагар была столь же безлесной и рыжей, как все здесь. Впечатление дополняло осеннее запустение. Зато ясно, небо чистое, только над горами маячат небольшие белые облачка. По дороге Дауд пытался заручиться моей поддержкой перед лицом Эммануила. — Ты попросишь за меня, брат? Мы же ее спасли. Сомневаюсь, нуждалась ли Мария в спасении. Давка пожал мне руку двумя руками, при этом он смотрел мне прямо в глаза. — Петр, сделай это ради меня. Я кивнул. Забавно, что принц меня о чем-то просит. Мы преодолели не менее полдороги до Кандагара, когда услышали позади отдаленный гул. Я обернулся. Над дорогой поднимались столбы темного дыма. — Дауд, что это? — Смерчи? Это было только предположение, принц не знал. |