
Онлайн книга «Люди огня»
![]() — Что там было? — с ужасом спросил Филипп. Вопрос был бессмысленный, Содержание передавали по радио, и не один раз. Нам было велено остановиться, иначе будет осуществлена нейтронная бомбардировка. На размышление давалось пять часов. Мы двигались дальше, к Макону. Турну уже был эвакуирован, мертвый город в зарослях плюща и осенних цветов. Несколько эвакуированных деревень. Становилось жутко. В нашей армии появились дезертиры. Но, как ни странно, немного. — Не стоит преследовать маловеров, — сказал Господь. — Мне не нужны такие солдаты. Когда истекли пять часов, он стал искать место для лагеря. — Надеюсь, теперь они не решат, что мы исполняем ультиматум, — объяснил он. Апостолы, то есть я, Марк, Филипп, Матвей, Иван, Якоб Зеведевски, были рядом и смотрели на него с ужасом. — Мы все умрем, — прошептал я. Господь не услышал. — Приблизительно через полтора часа разбиваем лагерь под Маконом, — распорядился он. Откуда он знал, что нам хватит времени?! Времени хватило. Мы поставили палатки, и Эммануил созвал нас всех к себе. — Иоанн, принеси мне Копье! То самое, которое было в Вене, с крестами и голубиными крыльями. Иван держал его горизонтально, двумя руками, преклонив колени как оруженосец. Эммануил взял копье и повернул острием вверх. — Встань! Господь наклонился, помог Ивану встать, обнял за плечи. Бомбардировки не было, хотя время ультиматума давно истекло. Филипп включил карманный радиоприемник. «В девятнадцать тридцать принято решение о бомбардировке лагеря оккупантов. Ровно в двадцать часов состоится запуск ракет», — сообщил диктор. Я взглянул на часы. Девятнадцать тридцать семь. — Девятнадцать сорок две, — сказал Филипп. У него вечно часы убегали на пять минут. Эммануил стоял в центре палатки и держал копье. Если бы не камуфляж! Не человек — икона на вратах хама, не хватает только белого знамени с крестом. Сияющие глаза, волосы, разбросанные по плечам, лицо, подобное иконописному лику, — я был покорен, я забыл о страхе. — Зачем я только с тобой связался! Это Матвей. Сидит, закрыв лицо руками, чуть не рыдает. — Будь мужчиной, Матвей! Если я с вами — значит, ничего не случится. Или ты не веришь в меня? Иди сюда! Господь обнял его за плечи, Начался отсчет. Они не постеснялись передать его по радио. Шоу массового убийства — в прямом эфире. Марк отодвинул полог палатки и посмотрел на небо. Он один осмелился взглянуть смерти в лицо. Почти тотчас мы услышали гул. Марк отступил назад и повернулся к нам. Эммануил шагнул к выходу. На острие копья набухала алая капля. Вытянулась, оторвалась, упала на землю. И в корень древа Добра и Зла из горла чаши Грааль На землю падала кровь красна, как вопль Судной Трубы… Копье кровоточило… Гул прекратился, но ничего не произошло. Эммануил обернулся к нам. — Я Господь. Если я не хочу, чтобы произошла ядерная реакция, — она не начнется. Мы вышли из палатки под вечернее небо в ярком пламени заката. На поля и виноградники уже опускался туман. Неразорвавшиеся бомбы лежали чуть в стороне от палаток, и мы рассмотрели их в вечерних сумерках. Мертвые рыбы, всплывшие на поверхность, они так странно смотрелись под созревшими гроздьями мелкого винного винограда, среди сломанных лоз. — Эй, ребята, не увлекайтесь! — крикнул нам Господь. — Они все-таки фонят. Мы сворачиваем лагерь. Войска Европейского Союза стояли километрах в десяти от того места, где был наш лагерь. И здесь почти повторилась немецкая история. Когда мы подъехали достаточно близко, Эммануил спрыгнул на землю и пошел к войску противника, приказав своей армии оставаться на месте. Только мы, апостолы, получили право сопровождать его. И на нас уставились дула пушек и автоматов. — Неужели вы будете стрелять в своего Господа? Неужели вы думаете, что ракетами с ядерными боеголовками можно победить того, кто создал этот мир? Ракеты полетят туда, куда захочу я, а не ваши компьютеры, и если я решу, что урану не должно делиться, он не разделится. Посмотрите на ваши ракеты. Они целыми лежат на земле, никому не причиняя вреда. Опять этот голос, широко разносящийся над долиной. Я подавил в себе желание пасть на колени. Наверное, мы не должны были этого делать. Вражеское войско становилось все ближе. Мы шли на ряды танков. И, хотя я знал, что с нами ничего не случится, ступал все неувереннее. Наконец, верно, какому-то генералу удалось заставить солдат стрелять. Прозвучал залп, и снаряды полетели в небо, огибая нас. Эммануил поднял голову и посмотрел вверх, где высоко над нами рвались снаряды, и улыбнулся, словно салюту, устроенному в его честь. Осколки упали в долину, далеко от нас, потревожив белое одеяло вечернего тумана, лежащего между холмами, Это была даже не попытка обороняться — всего лишь истеричный крик испуганных людей, бессмысленный и бессильный. Господь махнул нам рукой, и мы продолжили путь. — Придите ко мне все труждающиеся и обремененные, и я успокою вас, — произнес он. — Пусть это будет последний выстрел в вашего Господа. Больше никто не осмелился стрелять. А ночью происходила массовая присяга, такая же, как в Германии, После этого к Господу подошел какой-то офицер и долго разговаривал с ним. Я видел, как в конце беседы он преклонил колени, и Эммануил положил руку ему на голову, потом помог встать и подвел к нам. — Это Том Фейслесс, американец, генерал, который приказал стрелять. Теперь он будет одним из вас. На следующий день Матвей был выгнан в Голландию. А мы отправились дальше и пятого сентября были в Лионе, а шестого — в Тулузе. С нами была армия, выросшая, как снежный ком, со времен Австрии, пополняемая в каждом захваченном городе, огромная и многоязычная. Мы ехали по тулузским улицам, мимо домов из розового кирпича, не встречая никакого сопротивления. И это уже стало тенденцией, Люди поняли всю бессмысленность борьбы. — Марк, ты сможешь найти тот пиренейский замок? — спросил Эммануил, когда мы входили в город. — Постараюсь. Утром седьмого сентября три боевых вертолета вылетели с аэродрома Тулузы и направились на юго-восток Пиренеев. Я сидел рядом с Эммануилом, Марк — по другую сторону. Он показывал дорогу. С погодой не повезло. В долинах лежал туман, и серые облака скрывали вершины. Мы без толку кружили от Фуа до Мон-Луи несколько часов, пока наконец не выглянуло солнце. Марк, который уже было потерял самообладание, несколько приободрился и стал давать четкие указания. |