Книга Кот, который играл в слова, страница 26 – Лилиан Джексон Браун

Лайк говорит, что дом «органически современен». Он представляет собою единое целое с местностью, а обстановка – единое целое с архитектурой дома.

Они позвонили и, ожидая, пока им откроют, изучали мозаичные панно, окаймлявшие вход, – закрученные солярные узоры, составленные из гальки, цветного стекла и медных гвоздей.

– Психи! – сказал Банзен.

Они довольно долго прождали, прежде чем повторить звонок.

– Слышишь? Что я тебе говорил? – сказал фотограф. – Дома ни души,

– Это большой дом, – отозвался Квиллер. – Натали, вероятно, нужны роликовые коньки, чтобы побыстрее добраться из ткацкой студии до входа.

Через миг раздался щелчок замка, и дверь осторожно приоткрылась на несколько дюймов. В этом проеме возникла женщина в одежде горничной.

– Мы из «Дневного прибоя», – представился Квиллер.

– Да? – не шелохнувшись, вопросила горничная.

– Миссис Нойтон дома?

– Она сегодня никого не может принять. – Дверь начала закрываться.

– Но она нам назначила!

– Она сегодня никого не может принять.

– Мы приехали издалека, – насупился Квиллер. – Она говорила нам, что мы сможем осмотреть дом. Она не будет против, если мы быстро оглядим его хотя бы снаружи? Мы рассчитываем сфотографировать его для газеты.

– Она вообще не хочет, чтобы кто-нибудь фотографировал дом, – отрезала горничная. – Она передумала.

Газетчики переглянулись, а дверь меж тем захлопнулась у них перед носом.

На обратном пути в город Квиллер с горечью размышлял о грубом отказе.

– Это вроде не похоже на Натали. Что тут, по—твоему, не так? Вечером в воскресенье она была весьма дружелюбна и покладиста.

– Люди меняются, когда дерябнут.

– Натали была столь же трезва, как я. Может, она больна, и горничная выставила нас на свой страх и риск…

– Если тебе интересно моё мнение, – высказался Банзен, – так у твоей Натали, по-моему, винтиков не хватает.

– Остановись у первой же телефонной будки, – попросил Квиллер. – Я хочу позвонить.

В будке на деревенском перекрестке репортёр набрал номер студии Лайка и Старквезера и поговорил с Дэвидом.

– Что произошло? Мы добрались до Холмов Потерянного Озера, а Натали отказалась нас видеть. Горничная не разрешила нам даже взглянуть на планировку дома.

– Натали – дама со странностями, – сказал Дэвид. – Приношу за неё извинения. Я на днях возьму вас туда с собой.

– А пока мы влипли: в пятницу крайний срок, а настоящего сюжета для обложки нет.

– Если это вас выручит, можете сфотографировать мою квартиру, – предложил Дэвид. – Не вписывайте меня в платежку. Просто опишите, как живут люди на «Вилле Веранда».

– Отлично. Как насчёт сегодня? Часа в два пополудни?

– Дайте мне только время, чтобы купить цветов и убрать некоторые художественные предметы, – попросил дизайнер. – У меня есть несколько ценных вещиц – и я не хочу, чтобы люди знали, что они у меня есть. Между нами говоря, их у меня даже и не должно быть.

Газетчики неторопливо съели ленч. Когда они в конце концов направились к «Вилле Веранда», Квиллер сказал:

– Давай остановимся у лавки для домашних животных на Стейт-стрит. Я хочу кое-что купить.

Они одолевали послеполуденные транспортные пробки в нижней части города. Пережидая красный свет, Банзен приветствовал особенно привлекательных пешеходок волчьим автомобилистским завыванием, легонько касаясь ногой акселератора в тот момент, когда они проходили прямо перед машиной. Для каждого постового полисмена у него имелась в запасе шутливая подначка. Все они знали фотографа из «Прибоя», а один даже остановил движение на оживленном перекрестке, пока машина с пресс-карточкой на ветровом стекле делала запрещённый левый поворот на Стейт-стрит.

– Что тебе нужно в лавке для домашних животных? – спросил Банзен.

– Шлейка и привязь для Коко, чтобы привязать его на балконе.

– Купи только шлейку, – предложил фотограф. – У меня есть двенадцатифутовый нейлоновый шнур, который, может, сгодится тебе на привязь.

– А тебе-то на что двенадцатифутовый нейлоновый шнур?

– Прошлой осенью, – растолковал Банзен, – когда я снимал для обложки футбольные матчи, то спускал плёнку из пресс-будки на веревке, а мальчик мчался с ней в лабораторию. То были старые добрые времена! Теперь нет ничего, кроме психованных дизайнеров, истеричных баб и нервозных котов. Я работаю как вол, а потом даже в платёжку не попадаю.

Газетчики провели три часа в квартире Дэвида Лайка, фотографируя серебристую гостиную, столовую с китайским ковром и хозяйскую спальню. Кровать представляла собою низкий помост в несколько дюймов высотой, полностью укрытый наброшенной на него тигровой шкурой, а смежную гардеробную Дэвида отделяла от алькова занавеска из янтарных бус.

– Такая кроватка уцелела бы у меня дома минут пять, – сказал Банзен, – при шестерых-то ребятишках, играющих в Тарзана.

Дизайнер убрал из гостиной несколько предметов в восточном стиле и теперь заполнял пустоты чашами с цветами и большими вазами с блестящими зелёными листьями.

– Сожалею насчёт Натали. – извинился он, впихивая в фарфоровую вазу стебель хризантемы. – Теперь вы знаете, с какими ситуациями постоянно имеет дело дизайнер. Один мой клиент поставил перед своей женой выбор: медицинское обследование или полностью оформленный дом. Она, конечно, выбрала оформление и выместила свои неврозы на мне… – Он осмотрел букет, который составил, и чуточку его взъерошил. Поправил несколько абажуров. Нажал скрытую кнопку и запустил фонтан, запузырившийся и заплескавшийся в своей чаше из гальки. Потом отошёл и придирчиво оглядел композицию.

– А знаете, чего недостает этой комнате? – задал он риторический вопрос. – Ей недостает сиамского кота на диване.

– Вы серьезно? – удивился Квиллер. – Хотите, чтобы я принес Коко?

– О нет! – запротестовал Банзен. – Не надо нервозных котов! Они не годятся для интерьерных съемок.

– Коко вовсе не нервозный, – вступился Квиллер. – Он в сто раз спокойнее тебя.

– И лучше смотрится, – добавил Дэвид.

– И сообразительнее, – присовокупил Квиллер.

Банзен с мрачным видом воздел руки ввысь, и через несколько минут Коко прибыл на съемку, – на шкурке его ещё виднелись полоски, оставленные щёткой при недавнем вычесывании.

Квиллер поместил кота на сиденье дивана, повернул его к фотографу, согнул одну из бархатных передних лапок, придав Коко позу высокомерной непринужденности, и фотогенично изогнул ему шелковистый коричневый хвост. Во время всей этой процедуры Коко громко мурлыкал.

– И он вот так, не двигаясь, и будет лежать? – спросил Банзен.