Онлайн книга «Кот, который знал Шекспира»
|
– Я подумаю над этим. – Думайте быстрее. За чашкой слабого чая и безалкогольного пунша не было недостатка в разговорах: – Невероятная коллекция антиквариата! – Как вам нравится такая погода? – Памятный вечер! Мы обязаны этим вам, мистер Квиллер! – Снег никогда не выпадал так поздно. – Что вы собираетесь делать в День Благодарения? – Вы хотели бы двадцатифутовую рождественскую елку для музея, Квилл? У меня есть очень красивые. – Прекрасное место для свадьбы. Мой сын скоро женится. Не говорили только об аварии Гудвинтера и пожаре, несмотря на наводящие вопросы Квиллера. Он всё ещё оставался посторонним. Обладая профессиональной, способностью впитывать информацию, он ничего не услышал ни о нелегальной деятельности, ни| о конспирации. В то время как он испытывал разочарование, миссис Кобб, по его мнению, пребывала в необычно приподнятом настроении. Она оживленно разговаривала, много смеялась и принимала без смущения комплименты. «Что-то необыкновенное случилось с ней, – подумал он. – Может, она выиграла в государственной лотерее, или впервые стала бабушкой, или мэр назначил её в очередную комиссию? Какова бы ми была причина, миссис Кобб безмерно счастлива». Затем Квиллер стал наблюдать за парочкой «гвардейцев», сидящей в углу и что-то оживленно обсуждавшей. Хрупкая женщина слушала, как старик с тростью рассказывал о пожаре в «Пустячке». Квиллер поинтересовался, нравится ли им вечер. – Хорошее печенье, сказал мужчина, – но в пунш следовало добавить кое-чего. Очень хорошо, что не идёт снег. – Мы почти не выходим во время снегопада, – сообщила его соседка. – В жизни не видела такого потрясающего дома! – Я сегодня ни слова не расслышал на собрании. Женщина хихикнула: – Вы всегда садитесь сзади, Амос, а потом жалуетесь, что ничего не слышно. Квиллер спросил, как их зовут. – Я Амос Кук, мне восемьдесят восемь, – сказал мужчина. – Восемьдесят восемь, а у меня всё ещё «варит» котелок. Хе, хе, хе. – Он показал большой палец. – Она ещё цыпленок, восемьдесят пять. Хе, хе. – Меня зовут Гетти Спенс, в следующем месяце мне исполнится восемьдесят шесть. – «Гвардейцы» гордились своим возрастом, как медалями. – Я была одной из Фагтри до того, как вышла замуж за мистера Спенса. Он держал магазин скобяных изделий. Мы вырастили пятерых своих детей, четверо из них – мальчики и троих приёмных. Все они поступили в колледж. Мой старший сын – офтальмолог в Центре. Она говорила, подергивая веками, руками и плечами. – Моя внучатая племянница замужем за одним из её сыновей, – вставил Амос. – Я писала некрологи в «Пустячке», пока не разыгрался мой артрит, – сказала Гетти. – Я написала некролог, когда умер последний из Клингеншоенов. – Я читал его, – сказал Квиллер, – это незабываемо. – Отец не позволил мне уехать в колледж, но я закончил заочные курсы и… – Амос замолчал. – Наши портреты сделали перед пожаром. – Вам понравилось? – спросил Квиллер. – Фотограф хороший? Как много снимков она сделала? – Слишком много, – пожаловался старик, – я ужасно устал. Недавно перенёс операцию на желчном пузыре. А она всё щёлк-щёлк-щёлк. Не так, как в старину. В те дни вы должны были наблюдать за птичкой, пока ваше лицо не омертвеет, а голова фотографа скрывалась под чёрной шторкой. – В те времена следовало сказать «плам», прежде чем сделают снимок, – сказала Гетти. – У нас никогда не было фотографов-девушек. – Она не позволяла мне закурить сигару. Говорила, что это испортит фотографию. Никогда не слышал ничего более глупого. Квиллер спросил, сколько времени они находились в редакции газеты. – Сын забрал нас в шесть, – сказал Амос. – В пять, – поправила его Гетти. – В шесть, Гетти. Джуниор доставил девушку в аэропорт в половине шестого. – Не спорьте, мои часы показали пять, и я приняла лекарство. – Вы забыли их завести и приняли свои пилюли слишком поздно. Вот почему у вас было головокружение. Квиллер прервал их: – А пожар случился часа четыре спустя. Есть у вас какие-нибудь соображения о причине пожара? Старики посмотрели друг на друга и затрясли головами. – Как долго вы работали в «Пустячке», мистер Кук? – Я был хорошим печатником уже в десять лет и оставался таковым до тех пор, пока не смог больше работать. – Он похлопал себя по грудной клетке. – Слабое сердце. Но я получил должность главного печатника ещё при Титусе. Работали тогда двое-трое мужчин и мальчик-помощник на прессе. У нас уходил целый день, чтобы отпечатать пару тысяч экземпляров. Бумага в те времена стоила пенни, и вы могли работать целый год, купив бумаги на доллар. Квиллер вспомнил о книге, которую Полли дала ему. – Не могли бы ваши добрые друзья спуститься вниз и взглянуть на старую фотографию служащих «Пустячка»? Вы, вероятно, узнаете их. – Мои глаза уже не так хороши, – сказала Гетти. – Катаракта. И я не могу так быстро двигаться с тех пор, как сломала бедро. Тем не менее Квиллер проводил их в библиотеку, где сделал свою версию «Живописного Пикакса». Он записал разговор на диктофон, а впоследствии Лори Бамба расшифровала запись. (И это она проделала со всеми интервью, взятыми Квиллером.) Вопрос: Эта фотография служащих «Пустячка» сделана несколько раньше 1921 года. Вы узнаете кого-нибудь? Амос : Меня нет на этом снимке, даже не знаю, когда он был сделан. Но в центре – Титус Гудвинтер, в шляпе-котелке и с усами, похожими на руль велосипеда. Гетти : Он всегда носил шляпу-котелок. А это кто по соседству с Титусом? Амос : Кто-то с рукой на перевязи. Я не знаю его. Гетти : Это не бухгалтер? Амос : Нет, у бухгалтера были такие чёрные штуки на рукавах. Его звали Билл Уоткинс. Гетти : Билл – это шериф. А бухгалтер – его двоюродный брат Барнаби, Я ходила в школу с ним. Его лягнула лошадь, запряженная в повозку. Насмерть. Амос : Шериф пытался остановить лошадь, Гетти. А Барнаби убили выстрелом в голову из ружья. Гетти : Попрошу не путать. Барнаби не любил огнестрельное оружие. Я знала всю его семью Амос (громко) : Я не сказал, что у него было ружье! Какой-то охотник застрелил его! Гетти : Я думала, шериф всегда имел при себе ружье! Амос (ещё громче) : Мы говорим о бухгалтере Барнаби, человеке в чёрных нарукавниках! Гетти : Не кричите! |