Онлайн книга «Смерть - дело одинокое»
|
Отчего я только быстрее стал намазывать свои гренки. — Ну ладно! Иди позвони в Мехико-Сити. Я позвонил. — Ты где? — прозвучал за две тысячи миль от меня голос Пег. — В Венеции, в телефонной будке, у нас дождь, — сказал я. — Врешь! — закричала Пег. И была права. * * *
А потом вдруг все неожиданно кончилось. Было уже очень поздно, вернее, очень рано. Я чувствовал, что опьянен жизнью, оттого что эта женщина, не жалея времени, возилась со мной столько часов подряд и разговаривала всю ночь напролет, пока не возникла угроза, что на востоке за испарениями и туманами вот-вот взойдет солнце. Я выглянул на берег и посмотрел на прилив. Никаких утопленников и в помине не было, и никого, кто мог бы помнить, видели их здесь или нет. Уходить не хотелось, но я боялся задерживаться: надо было писать рассказы, чтобы хоть на три шага опередить смерть. «День без работы за машинкой, — любил говорить я и повторял этот девиз так часто, что мои друзья, услышав его, возводили глаза к небу и тяжело вздыхали, — день без работы за машинкой — маленькая смерть». У меня не было охоты оказаться за кладбищенской стеной, я собирался бороться до конца вместе со своим «Ундервудом», который, если хорошо прицелиться, стрелял без промаха в отличие от всевозможного другого оружия. — Я отвезу тебя домой, — предложила Констанция Реттиген. — Нет, спасибо. Мне же близко. Триста ярдов не больше. Мы соседи. — Ну уж и соседи! Это место для постройки обошлось мне в двадцатом году в двести тысяч, сейчас оно стоит пять миллионов. А сколько платишь за квартиру ты? Тридцать баксов в месяц? Я кивнул. — Ладно, сосед! Ступай разомни ноги. Как-нибудь в полночь загляни еще! — И не раз! — заверил я ее. — Валяй! — Она взяла мои ладони в свои, то есть в руки шофера, служанки и королевы экрана. Прочла мои мысли и рассмеялась. — Считаешь меня сбрендившей? — Хотел бы я, чтобы все в мире были такими сбрендившими. Она сменила тему, чтобы уйти от комплиментов. — А как насчет Фанни? Удастся ей жить вечно? У меня увлажнились глаза. Я кивнул. Констанция поцеловала меня в обе щеки и оттолкнула. — Пошел вон! Я соскочил с ее выложенного плитками крыльца на песок, прошел несколько шагов, обернулся и сказал: — Счастливо, принцесса! — Катись, — отозвалась она, явно польщенная. И я умчался. * * *
За день ничего особенного не случилось. Зато ночью… Я проснулся и посмотрел на свои микки-маусовы часы [92] , недоумевая, что меня разбудило. Крепко зажмурился и стал слушать, до боли напрягая уши. Стреляли из ружья. Бах-ба-бах! И опять бах-бах, и снова бах-ба-бах — стреляли на берегу, у пирса. «Господи Боже, — подумал я, — пирс сейчас почти пуст, тир закрыт, кто же там среди ночи жмет на спуск и бьет по мишеням?» Бах, ба— бах и удары гонга. Бах-ба-бах. И опять, и опять. * * *
Двенадцать выстрелов подряд, затем еще двенадцать, и еще, и еще, будто кто-то разложил ружья — сначала три, рядом шесть, потом девять — и перебегает от одного, отстрелявшего свое, к другому — заряженному, бегает между ними без передышки, целится и знай палит. Кто-то спятил! Так, наверно, и есть. Кто бы он там ни был — один на пирсе, в тумане, бегает от ружья к ружью и садит в злую судьбу. «Может, это сама Энни Оукли — хозяйка тира?» — подумал я. Бах! Вот тебе, сукин сын! Бах! Получай, мерзавец, получай, беглый любовник! Бах! Вот тебе, недоделанный! Бабник поганый! Бах! Трах и снова трр…ах! Где-то далеко, но ветер доносит. «Много же надо пуль, — подумал я, — чтобы уничтожить что-то невозможное». Так продолжалось минут двадцать. А когда кончилось, заснуть я уже не смог. Три дюжины пуль угодили мне в грудь, я с закрытыми глазами дополз до машинки и отстучал на ней про все эти выстрелы среди ночи. * * *
— Шеф-щен? — Что, что? Повторите! — Шеф-щен. Говорит Шалый кот. — Господи, твоя воля, — ахнул Крамли. — Это вы! С чего вдруг «Шеф-щен» — Ну это же лучше, чем Элмо Крамли? — Точно! А для вас, писака, «Шалый кот» — прямо в точку! Как двигается Эпохальный Роман об Америке? — А вы уже утерли нос Конан Дойлу? — Смешно сказать, сынок, но с тех пор, как мы встретились, я каждый вечер выдаю по четыре страницы. Сражаюсь, как на войне. Поди, к Рождеству закончу. Похоже, с шалыми котами полезно иметь дело. Это последний комплимент. Больше не ждите. За разговор заплатили вы. Монета ваша. Говорите. — Я наметил еще кое-кого для нашего списка возможных жертв. — Иисус среди лилий! Христос на кресте! — вздохнул Крамли. — Забавно, что вы даже не заметили… — Уж куда забавней, от наших дел прямо живот надорвешь! Продолжайте. — Ну, возглавляет парад по-прежнему Чужак. Затем Энни Оукли, или как там ее настоящее имя, — хозяйка тира. Сегодня ночью на пирсе была стрельба, наверно, она сама и стреляла. Кто же еще? Я хочу сказать, вряд ли она в два часа ночи открыла свое заведение для кого-то незнакомого. Верно? — Узнайте ее настоящее имя! — перебил меня Крамли. — Пока не узнаете, ничего делать не буду! Я почуял, что меня снова хотят поднять на смех, и замолчал. — Эй, Кот, вы что, язык проглотили? — спросил Крамли. Я молчал. — Вы еще тут? — осведомился он. Я молчал как мертвый. — Эй вы, Лазарь [93] ! — воскликнул Крамли. — Кончайте, к черту, ваши штучки! Ну-ка вылезайте из своей смердящей могилы! Я рассмеялся. — Значит, можно продолжать список? — Сейчас, только глотну пивка. Ну вот. Давайте. Я перечислил еще шесть имен, включая Формтеня, хотя сам не очень верил в эту версию. |