Книга Чаща, страница 18 – Харлан Кобен

— Джерри мне не пара.

— Но?..

— Но… я хочу сказать… не знаю. Никогда не встречалась с таким, как он. Он открывал мне дверь. Красиво ухаживал. Я к такому не привыкла.

— И он богат в сравнении с вами.

— Да.

— Для вас это что-то значило?

— Конечно.

Я люблю честность.

Взгляд Шамик метнулся к присяжным. Лицо вновь стало дерзким.

— У меня тоже есть мечты.

Я выдержал паузу, чтобы эта ее фраза запала в память присяжных.

— А о чем вы мечтали в тот вечер, Шамик?

Морт вновь собрался запротестовать, но Флер Хиккори накрыл его руку своей.

Шамик пожала плечами:

— Это глупо.

— Тем не менее скажите мне.

— Я подумала, возможно… это так глупо… я подумала, что, возможно, смогу ему понравиться, понимаете?

— Да, — ободряюще кивнул я. — Как вы добирались на вечеринку?

— Из Ирвингтона ехала на автобусе, потом шла пешком.

— И когда вы прибыли в студенческое общежитие, мистер Флинн уже был там?

— Да.

— По-прежнему любезный?

— Да, поначалу. — По ее щеке скатилась слеза. — Очень любезный. Это была… — Она замолчала.

— Что, Шамик?

— Поначалу… — вторая слеза последовала за первой, — лучшая вечеринка в моей жизни.

Опять я выдержал паузу. Дал время скатиться третьей слезе.

— Вам нехорошо? — спросил я.

Шамик вытерла слезы.

— Все в порядке.

— Вы уверены?

Ее голос вновь набрал силу:

— Задавайте ваши вопросы, мистер Коупленд.

Она превосходно вела партию. Присяжные сидели, ловя каждое слово (и я надеялся, верили услышанному).

— А потом наступил момент, когда поведение мистера Флинна по отношению к вам переменилось?

— Да.

— Когда?

— Я видела, как он шептался с одним из тех, кто сидит там. — И она указала в сторону Эдуарда Дженретта.

— С мистером Дженреттом?

— Да, с ним.

Дженретт попытался отважно выдержать взгляд Шамик. В какой-то мере ему это удалось.

— Вы видели, как мистер Дженретт что-то шептал мистеру Флинну?

— Да.

— И что произошло потом?

— Джерри спросил, не хочу ли я прогуляться с ним.

— Под Джерри вы подразумеваете Джерри Флинна?

— Да.

— Хорошо, расскажите нам, что произошло потом.

— Мы погуляли у общежития. У них был бочонок пива. Джерри спрашивал, не хочу ли я пива. Я ответила — нет. Он вдруг стал нервным, дерганым.

Морт Пьюбин вскочил:

— Протестую.

Я вскинул руки, изобразив раздражение:

— Ваша честь!

— Я разрешаю свидетельнице отвечать.

— Продолжайте, — обратился я к Шамик.

— Джерри налил себе пива и продолжал смотреть на него.

— Смотрел на стакан с пивом?

— Да, то и дело. На меня больше совсем не смотрел. Что-то изменилось. Я спросила, может, ему нездоровится. Он ответил, что нет, все прекрасно. А потом… — голос дрогнул, но прервалась она разве что на доли секунды, — он сказал, что у меня роскошное тело и он хотел бы увидеть, как я раздеваюсь.

— Вас это удивило?

— Да, я хочу сказать, раньше он ничего такого мне не говорил. И голос у него стал грубым. — Она шумно сглотнула. — Как у остальных.

— Продолжайте.

— Он спросил: «Хочешь подняться со мной наверх и посмотреть мою комнату?»

— И что вы ответили?

— Я сказала — хорошо.

— Вы хотели посмотреть его комнату?

Шамик закрыла глаза. По щеке скатилась еще одна слеза. Она молча покачала головой.

— Отвечать вы должны вслух, громко и отчетливо, — напомнил я.

— Нет.

— Почему вы пошли?

— Я хотела ему понравиться.

— И вы думали, что понравитесь ему, если пойдете с ним наверх?

Голос Шамик стал совсем детским:

— Я знала, что не понравлюсь, если откажусь.

Я повернулся и направился к своему столику. Сделал вид, будто смотрю какие-то записи. Но мне просто хотелось, чтобы присяжные лишний раз прокрутили в голове картину, нарисованную Шамик. Она расправила плечи, вскинула подбородок. Старалась не выказывать своих эмоций, но чувствовалось, что ее переполняет обида.

— Что случилось после того, как вы поднялись наверх?

— Я прошла мимо открытой двери. — Ее взгляд вернулся к Дженретту. — И тут он меня схватил.

Вновь я заставил ее указать на Дженретта и назвать его по имени.

— В комнате был кто-то еще?

— Да. Он. — Она указала на Барри Маранца.

Я заметил, что позади подсудимых сидели их ближайшие родственники с бледными лицами вроде посмертных масок: кожа натянута, скулы выпирают, глаза впалые. Они напоминали часовых, охраняющих своих отпрысков. Чувствовалось, что они очень расстроены. Я их мог бы и пожалеть, но у Эдуарда Дженретта и Барри Маранца защитников хватало.

У Шамик Джонсон не было ни одного.

Конечно, я понимал, что там на самом деле произошло. Они начали пить, потеряли контроль над собой, перестали думать о последствиях. Возможно, больше они никогда такого не сделали бы. Может, на всю жизнь запомнили бы полученный урок. Но жалости к ним я не испытывал.

На свете есть действительно плохие люди, которые всегда и везде будут причинять боль другим. Есть и другие — возможно, они составляют большинство подсудимых, которые случайно оступились. Но это не моя задача — отделять первых от вторых. Решение принимает судья, который и выносит приговор.

— Понятно. Что произошло потом?

— Он закрыл дверь.

— Кто именно?

Она указала на Маранца.

— Шамик, вас не затруднит, во избежание путаницы, называть одного мистером Маранцем, а другого — мистером Дженреттом?

Она кивнула.

— Итак, мистер Маранц закрыл дверь. Что последовало за этим?

— Мистер Дженретт велел мне встать на колени.

— А где был в тот момент мистер Флинн?

— Я не знаю.

— Вы не знаете? — Я изобразил удивление. — Разве он не поднялся с вами наверх?