Книга Чаща, страница 20 – Харлан Кобен

— Может, позже? Я хочу поесть.

— Это вам.

Он положил на стол сложенный листок и исчез. Я развернул листок.

Пожалуйста, составьте мне компанию в крайней кабинке справа от вас.

Э-Джей Дженретт.

Отец Эдуарда. Я взглянул на мой столь желанный бургер. Терпеть не могу есть что-то холодное. Или разогретое. Вот я его и съел. Потому что умирал от голода. Старался не заглатывать большими кусками. И с удовольствием выпил пиво.

Потом поднялся и направился к крайней справа кабинке. Там и нашел Э-Джей Дженретта. Перед ним стоял стаканчик виски. Старший Дженретт держал его обеими руками, словно старался уберечь от потенциального вора, и пристально смотрел на янтарную жидкость.

Дженретт не поднял глаз, когда я сел напротив. Если моя бесцеремонность и вызвала у него неудовольствие, он ничем его не выдал.

— Вы хотели поговорить со мной?

Э-Джей кивнул. Крупный мужчина, бывший спортсмен, на шее которого едва сходился воротник дорогой рубашки. Я ждал.

— У вас есть ребенок.

Я промолчал.

— Что бы вы сделали, чтобы защитить его?

— Во-первых, никогда бы не отпустил на вечеринку в студенческое общежитие, где проживал ваш сын.

Он посмотрел на меня:

— Не смешно.

— Мы закончили?

Он глотнул виски.

— Я дам девушке сто тысяч долларов. И пожертвую в благотворительный фонд вашей жены еще столько же.

— Отлично. Хотите прямо сейчас выписать чеки?

— Вы снимете обвинения?

— Нет.

Он встретился со мной взглядом.

— Эдуард — мой сын. Вы действительно хотите, чтобы следующие десять лет он провел в тюрьме?

— Да. Но решение примет судья.

— Он всего лишь ребенок. Просто потерял контроль над собой.

— У вас есть дочь, не так ли, мистер Дженретт?

Э-Джей уставился в стакан. Я продолжил:

— Если бы парочка черных парней из Ирвингтона схватили ее, затащили в комнату и проделали все то, что проделали ваш сын и его дружок с Шамик, вы хотели бы спустить все на тормозах?

— Моя дочь не стриптизерша.

— Да, сэр, она не стриптизерша. У нее есть все, что только можно иметь. Перед ней открыты все двери. С чего ей идти в стриптизерши?

— Сделайте мне одолжение. Давайте обойдемся без этой мути. Вы говорите, что Шамик так обездолена, что у нее не было иного выбора, кроме как идти в шлюхи? Ладно. Но этим вы оскорбляете всех тех обездоленных, кто благодаря трудолюбию и упорству выбрался из гетто.

Я приподнял брови:

— Из гетто?

Он промолчал.

— Вы живете в Шот-Хиллсе, не так ли, мистер Дженретт? — задал я вопрос.

— И что?

— Скажите мне, многие ли ваши соседи пошли в стриптизерши или проститутки?

— Мне это неизвестно.

— Чем бы ни занималась Шамик Джонсон, это не имеет никакого отношения к ее изнасилованию. Вашему сыну не дано право решать, кого можно насиловать, а кого — нет. Да, Шамик Джонсон показывала стриптиз, потому что возможностей выжить у нее не так уж много. Вашей дочери этим заниматься не нужно. — Я покачал головой. — Вы действительно не понимаете.

— Не понимаю чего?

— Тот факт, что ей приходится показывать стриптиз и торговать своим телом, не уменьшает вину Эдуарда. Если на то пошло, даже усугубляет ее.

— Мой сын ее не насиловал.

— Вот почему у нас есть суды. Мы закончили?

Он наконец-то поднял голову:

— Я могу усложнить вам жизнь.

— Похоже, вы этим уже занимаетесь.

— Вы об отказе от пожертвований? — Он пожал плечами. — Это ерунда. Разминка. — Он встретился со мной взглядом и не отводил глаз.

Мне наша беседа уже порядком надоела.

— До свидания, мистер Дженретт.

Он протянул руку, сжал мою повыше запястья.

— Они выскользнут.

— Посмотрим.

— Сегодня вы набрали очки, но этой шлюхе еще предстоит перекрестный допрос. Вы не можете объяснить тот факт, что она называет их чужими именами. С этого начнется ваше падение. Вы это знаете. Так что послушайте, что я предлагаю.

Я ждал.

— Мой сын и молодой Маранц признают себя виновными во всем, что не тянет на тюремный срок. Пусть это будут общественные работы. Сколь угодно большой условный срок. Это справедливо. Но в дополнение я дам денег женщине, которая заварила всю эту кашу, и прослежу, чтобы у фонда «Под опекой Джейн» не возникало проблем с финансированием. Для вас в этом одни только плюсы.

— Нет.

— Вы действительно думаете, что эти парни могут вновь совершить что-то подобное?

— Скорее всего нет.

— Я думал, вы хотите посадить их в тюрьму для перевоспитания.

— Перевоспитание — не по моей части. Я занимаюсь установлением справедливости.

— Вы считаете, отправить моего сына в тюрьму — это справедливо?

— Да, — кивнул я. — Но опять же для этого у нас есть присяжные и судьи.

— Вы когда-нибудь совершали ошибки, мистер Коупленд?

Я промолчал.

— Видите ли, я собираюсь порыться в вашем прошлом. И буду рыться, пока не раскопаю каждую вашу ошибку. А потом я этим воспользуюсь. У всех есть скелеты в шкафу, мистер Коупленд. Мы оба это знаем. Если вы продолжите эту охоту на ведьм, я собираюсь вытащить их и показать всему миру. — Уверенности в его голосе прибавлялось, и мне это совершенно не нравилось. — Возможно, мой сын совершил серьезный промах. Мы пытаемся найти способ компенсировать причиненный им ущерб, не поставив крест на его жизни. Можете вы это понять?

— Мне больше нечего вам сказать.

Он не отпускал мою руку.

— Последнее предупреждение, мистер Коупленд. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить моего ребенка.

Я посмотрел на Э-Джей Дженретта, а потом удивил его. Улыбнулся:

— Это хорошо.

— Что хорошо?

— Что вокруг так много людей, которые готовы бороться за вашего сына. В том числе и в зале суда. За Эдуарда переживает целая толпа.

— Его любят.

— Это хорошо, — повторил я и отнял руку, которую он сжимал. — Но когда я смотрю на людей, которые сидят за спиной вашего сына, знаете, чего я не могу не заметить?

— Чего?

— Это сразу бросается в глаза. За Шамик Джонсон нет никого.