Книга Смертельная лазурь, страница 50 – Йорг Кастнер

Деккерт не без удивления взглянул на своего начальника:

— Но у нас есть показания кухарки. Та утверждает, что поджигатель он!

— Согласен, с этим трудно поспорить, — согласился Катон. — Кроме того, мне не совсем ясны мотивы господина Зюйтхофа, заставившие его явиться на встречу с госпожой Луизой ван Рибек у Башни Чаек. Как и то, чем вообще объяснить эти встречи.

— Все оттого, что судьба этой женщины была небезразлична мне.

Впервые за все это время инспектор Катон улыбнулся:

— Ну, знаете, такое иногда случается между мужчинами и женщинами.

— Как объяснение это сойдет, как доказательство — нет, — настаивал на своем Деккерт. — Зюйтхоф ничем не опроверг показания Беке Моленберг.

— Господа, давайте лучше вместе отправимся в увеселительное заведение на Антонисбреестраат, — предложил я. — Тот самый подвал явно на месте, как и нарисованный мной портрет Луизы ван Рибек, известной мне как Марион. Вполне вероятно, что там мы сможем увидеться и с достопочтенным господином ван дер Мейленом.

— Что же, разумная идея. — Катон поднялся. — И мы отправимся тотчас же!

Спустя полчаса или чуть меньше мы стояли у входа в заведение под названием «Веселый Ганс», как я смог прочесть на вывеске при свете дня. Заведение уже открылось, оттуда доносились переливы флейты. У входа, как обычно, торчал кряжистый вышибала, знакомый мне еще по первому визиту сюда. Я уже поставил в известность Катона и Деккерта, что знаю этого человека, и те решили побеседовать с ним.

— Вам знаком этот господин? — спросил судебный инспектор, указав на меня.

— Нет, а что случилось?

— Он утверждает, что в понедельник вечером вы прогнали его отсюда.

— Раз утверждает, значит, так и было. Что, я обязан помнить всех в лицо, что ли?

— Не обязаны, конечно, но если бы вы его узнали, возможно, весьма помогли бы нам. А ему в особенности, — ответил Катон и уже собрался зайти в заведение.

Вышибала преградил ему путь.

— Ничего не поделаешь. Раз я прогнал вашего приятеля, то и вам здесь нечего делать!

— Вот так гостеприимство, — вздохнул Катон и извлек из кармана сложенный вчетверо листок. — Как у тебя по части грамотности? — поинтересовался он у привратника.

— Да никак.

— Неразумно. Если бы ты мог читать, то непременно узнал бы вот из этого документа, что я уполномочен амстердамским судьей входить в любое здание Амстердама, будь то частное жилище или же увеселительное заведение, а также лавка или же учреждение.

— Но я не знал, что вы… — Привратник был явно смущен. — Тогда придется вас впустить!

Мы с Деккертом последовали за инспектором Катоном.

Едва мы вошли, как Деккерт вполголоса сказал Катону:

— Я не знал, что у нас есть такой документ.

— А у нас нет никакого документа.

— Но ведь вы только что показали ему бумагу.

— Это письмо моей сестре в Схонховене, которое я не успел отправить.

Мы вошли в полупустой в это время зал. За одним из столиков в центре восседал флейтист, развеселые трели которого мы услышали еще с улицы. Кабатчик, костлявый молодой человек с раскрасневшимся лицом, явно из учеников, уже собрался налить нам всем пива, но Катон, не раздумывая долго, отказался, всем своим видом показывая, что мы пришли сюда не развлекаться, и велел позвать кого-нибудь из главных.

— Главных, говорите? Каких еще главных? — недоумевал юноша за стойкой.

Деккерт, подойдя к нему, спросил:

— Чья эта лавочка?

— Ах вот что. Понял. Вы имеете в виду Каат Лауренс. Так бы и сказали.

Катон нетерпеливо фыркнул.

— Так где нам найти госпожу Лауренс?

Молодой человек ткнул большим пальцем за спину:

— Она там, корпит у себя над бумажками. Запасы французского вина истощились, поэтому нужно распорядиться, чтобы подвезли.

Инспектор потребовал отвести его к хозяйке, и юноша, пожав плечами, провел нас к небольшому закутку, служившему здесь конторой, где за столом пролистывала книги с записями грузная особа. Приглядевшись к ней, я узнал в этой женщине ту самую сводню, виденную мною, когда я впервые тайком пробрался в «Веселого Ганса». Сегодня на ней было платье с претензией на строгость покроя, да и на физиономии пудры и румян было куда меньше.

Когда инспектор Катон представился, женщина недоуменно сморщила лоб:

— Чем вызван ваш визит, инспектор? Какие-нибудь претензии ко мне? Нарушения?

— А вот это мы и пытаемся выяснить. — Катон показал на меня. — Вот господин Корнелис Зюйтхоф утверждает, что минувшей ночью его держали здесь против воли под охраной. В подвале вашего дома. Вы знаете этого человека?

На лице хозяйки поочередно отразились недовольство, удивление и заинтересованность.

— Может, он и заходил сюда. К счастью, мое заведение весьма охотно посещается, так что всех, знаете, не упомнишь. Если он и был здесь, то в подвал его просто так никто не потащил бы. Может, он перепил чуток, вот ему и привиделось бог знает что.

Ни следа замешательства. Дама излагала все так, будто и на самом деле верила в это. Может, она и не ведала о том, что меня затащили сюда? Или мы имели дело с прожженной канальей, которой плюй в глаза — Божья роса?

— Госпожа Лауренс, вы сказали — «мое заведение», — решил подать голос я, — это значит, что именно вы владелица «Веселого Ганса»?

— Именно это я и хотела сказать.

— Вы одна им владеете или же еще с кем-нибудь в доле?

— Одна. С чего это вы взяли, что еще с кем-нибудь?

— Я имел в виду торговца антиквариатом Мертена ван дер Мейлена.

— Вы ошибаетесь. Могу предъявить вам заверенный нотариусом документ, согласно которому я единственная владелица заведения.

— Но я видел здесь Мертена ван дер Мейлена в ночь с понедельника на вторник.

— Господин ван дер Мейлен — частый гость здесь.

— Как и господин Антон ван Зельден, врач?

— Вы и его здесь видели?

— Видел, причем в обществе ван дер Мейлена.

Я заметил, как выдающийся подбородок Каат Лауренс агрессивно выдвинулся вперед.

— Чего же вы расспрашиваете меня, раз видели?

Катон снова взял инициативу в свои руки.

— Таким образом, ван дер Мейлен — ваш гость, и только. И у вас с ним никаких общих дел, не так ли?

И тут физиономия Каат Лауренс растянулась в сладчайшей улыбке.

— Пожалуй, точнее и не выразишься, господин инспектор. Вот уж не пойму, отчего это господина ван дер Мейлена приняли за столь важную особу.