Книга Убийство жестянщиков, страница 34 – Кен Бруен

— У него зад особой конструкции.

Я глубокомысленно кивнул, будто что-то понимал.

Я усадил Кэти и спросил:

— Из-за чего он сорвался?

— Люди все время высказывают свое сочувствие по поводу больного ребенка.

— Черт!

— Я его подвела, правда, Джек?

Из меня плохой утешитель, но я попытался:

— Он любит тебя и малышку.

— Тогда зачем он запил?

Я не знал, так и ответил:

— Не знаю.

Мне всего лишь хотелось заснуть на полгода, потом проснуться и услышать хорошие новости. Спросил:

— Кто там за стойкой?

— Из агентства.

— Если надо, я могу помочь.

Она многозначительно взглянула на меня, и я торопливо добавил:

— Ладно, я пошел.

— Скажи ему, что я его люблю.

— Он это знает.

— В самом деле?

Дождь как взбесился. Как будто что-то имел именно против меня. Я поплотнее закутался в свою шинель и подумал: пошли пьяницу на поиски пьяницы.

Разумно, ничего не скажешь.

Сначала прошелся по наиболее вероятным местам. Решил, что выпивать буду в барах через один. Если не найду его после посещения десятого паба, мне будет уже наплевать. Таков был план, как бы ужасно это ни звучало.

На самом деле я заскочил в первые пять пабов, ничего там не выпив. Никто по доброй воле там пить не станет. Ярко освещенные, шумные, дорогие и враждебные. Я проталкивался сквозь толпу обеспеченных людей. Деньги купили совсем другое отношение к жизни, эдакое корыстное наплевательство.

Внезапно до меня дошло, что Джефф и на минуту не задержался бы в этих заведениях. Он был музыкантом, так что я решил прочесать заведения с музыкой. Над одним значилось: «Craic agus Ceol». В свободном переводе означает: плата за вход. Для усиления впечатления над дверями висел усилитель. Я сказал:

— Я только загляну.

Вышибала покрупнее ухмыльнулся и сказал напарнику:

— Имеет право.

Джеффа там не было.

Я сказал себе: «Думай! Ты же был полицейским, считай, сыщиком, сообрази, куда он мог пойти. О каком пабе он чаще всего слышал? А! Есть».

«У Грогана», мое старое прибежище. Когда Шон был жив, я практически жил там. Затем его убили, и дело перешло в руки его ублюдка-сына. Меня перестали туда пускать. Теперь, когда я вошел в дверь, я не почувствовал, что вернулся домой. Все переделали. То, что раньше было заведением с особой атмосферой, стало еще одной пластиковой забегаловкой. Хуже того, там играла «музыка». Я толком не разобрался — то ли Карен Карпентер, то ли «Бей Сити Роллерз», то ли Ронан Китинг.

Джефф сидел в углу. На столе пиво и виски. Я подошел и сказал:

— Привет.

— Где задержался?

— Не туда свернул.

Он слегка улыбнулся и заметил:

— Как и мы все.

Сына Шона видно не было, так что я заказал пинту. Джефф сказал, что он выпьет двойное «Падди». Я ничего не сказал. Когда я сел, он спросил:

— Закурить есть?

Разумеется, мне хотелось сказать: «Ты снова куришь», — но какая от того была бы польза? Я дал ему прикурить. Он сказал:

— Bay, на вкус дерьмо напоминает.

— Зачем мы курим? Ты ведь не думаешь, что мы получаем от этого удовольствие?

Он выпил свою двойную порцию, помолчал, потом сказал:

— Будешь цитировать Закон об охране общественного покоя и порядка?

— Я? Не думаю.

— Дивно. Ты когда-нибудь слышал о Филе Очсе?

— Гм… нет.

— Он пел народные песни в начале шестидесятых, его обожали в Гринвиче, он был популярнее Дилана. Затем он все потерял, спился. Кончил тем, что спал в бойлерной в гостинице «Челсия», где наверху Леонард Коен раскручивал Джэнис Джоплин. Очс в конце концов повесился в ванной комнате в доме своей сестры.

Я никак не мог догадаться, к чему он ведет, поэтому спросил:

— И о чем это все мне говорит?

— Он написал три замечательные песни — «Вечер с Сальвадоре Альенде», «Распятие» и «Перемены». Веришь, там было все — юмор, политика, сочувствие. Знаешь, сколько замечательных песен написал я?

— Нет.

— Ни одной.

Мы немного помолчали, чтобы это усвоить, потом он сказал:

— Вчера женщина сказала мне, кивком указывая на ребенка: «Они любят музыку», как будто эти дети просто гребаные домашние животные.

Джефф никогда, абсолютно никогда не матерился. Он продолжил:

— Другой заметил: «Они приносят в дом благословение». И мое любимое: «Они все такие любящие». Господи! Я не могу отделаться от слова «монголоид». Со мной что-то не так или это мерзкое слово такое липучее? Что будет, когда она пойдет в школу? Ее ведь станут дразнить, считать умственно отсталой?

Он замолчал, а я сказал:

— Если такое случится, мы сожжем школу.

— Они сказали, что ей нельзя будет выйти замуж.

— Джефф, парень, да ты что? Ей всего три недели, а ты говоришь о замужестве. Поверь мне, брак далеко не сахар.

— Мне с этим не справиться, Джек

— Да ладно.

Он взглянул на меня полными ярости глазами и сказал:

— Я серьезно, Джек. Мне не вырастить ребенка-инвалида.

— Так не расти.

— Что?

— Расти ее, как сможешь, в качестве Серины Мэй.

— Ты уверен?

— Точно. Не задумывайся об умственной неполноценности. Не иди по этому пути. Ты что, думаешь, Кэти и ребенок выживут, если ты исчезнешь?

Он проникся и спросил:

— Что ты собираешься со мной делать?

— Купить тебе выпить и отвести домой.

— А если я буду сопротивляться?

— У меня есть шоковый пистолет.

— С тебя станется.

Самое ужасное заключалось в том, что мне хотелось продолжать пить. Демоны ревели в моей душе, и мне казалось, что Джефф может составить хорошую компанию. Но я взял себя в руки и сказал:

— Ты готов?

— Джек, это пьянство, как ты можешь все время продолжать? Я уже готов.

— По правде говоря, сам не знаю.

По дороге к Шоп-стрит он слегка спотыкался, но в остальном не казался пьяным. Сказал:

— Знаешь, ее не возьмут в монашки.

— Серину Мэй?

— Ну да, они не берут девочек с синдромом Дауна.