Онлайн книга «Человеческий фактор»
|
– Компания, в которой я оказался этим вечером. – Подхалим несчастный! – засмеялась Жанна. – Знаешь, я тоже выпью... Если ты не возражаешь. – Только приветствую. – Тогда вперед! Когда все было с урчанием съедено и выпито, Жанна подняла на Епихина хмельные, но какие-то невеселые глаза. – Ты сыт, добр и великодушен? – спросила она. – Да, так можно обо мне сказать. – Тогда я поделюсь. – Делись. Жанна помолчала, раздумчиво поводила пальцем по скатерти, смахнула невидимые крошки, повздыхала с какой-то обреченностью... – Знаешь, что я хотела сказать... – Ну, скажи уже наконец! – Скажу... С тех пор, как в этой квартире появилась та самая вещица... Ты знаешь, о чем я говорю... Так вот, с тех пор, как я по глупости своей и бестолковости притащила ее сюда... Здесь многое изменилось, и мы с тобой тоже не остались в стороне. Ты ведь для кого-то брал эту штуковину... Может, пора уже отнести ее по назначению... А то ведь у нее свой характер... – Что ты имеешь в виду? – Ей может здесь понравиться, и она не захочет переселяться куда-нибудь. – А так бывает? – Так чаще всего и бывает. И рано или поздно этой штуковине захочется испытать себя. – Тебе и это известно? – Да, Валя, и это мне известно. Она просто ждет своего часа. И дождется. – Ты говоришь об этой штуковине, как о живом существе. – Я говорю то, что есть. Они стреляют не тогда, когда нам хочется, а когда сами того пожелают. Они молчаливы, терпеливы, их даже можно назвать снисходительными по отношению к людям... Но однажды они могут сорваться, как и каждое терпеливое существо. Слишком большое терпение... Это уже не терпение. – Что же это? – Выжидание. – Знаешь... – усмехнулся Епихин. – Я начинаю его бояться. – Не надо. Ты себя бойся. – Думаешь, стоит? – Уверена. Эта штуковина подзуживает тебя, поддразнивает, соблазняет какими-то своими возможностями. Не заблуждайся, Валя. Она хитрее тебя. – Учту, – проворчал Епихин. Ему не нравился этот разговор. Он чувствовал, что Жанна права, что она правильно почувствовала его состояние, но он не мог быть откровенным, она это понимала и не настаивала на невозможном. – Ведь мы еще не расстаемся, нет? – спросила Жанна совершенно невинным голосом, как если бы спросила, не порезать ли еще один помидор в тарелку. – Мне бы не хотелось, – ответил Епихин тоже голосом будничным и даже будто бы скучноватым. – Вот и хорошо, – проговорила Жанна и начала собирать со стола посуду. – А что... Есть какие-то признаки? – Признаки всегда есть, – улыбнулась Жанна. – Важно то, какое значение мы им придаем и придаем ли мы им какое-то значение. – Мне бы не хотелось, – повторил Епихин. – Я тебя люблю. – Я тоже тебя люблю... – Когда в таких случаях произносят слово «тоже»... Оно вдвое уменьшает значение того, что говоришь. – Я знаю, – сказала Жанна. – Дразнишься? – Нет... Пытаюсь выжить. – Остановись, Жанна... Остановись. Еще не вечер. – Посмотри в окно! – рассмеялась Жанна. – Уже фонари включили, а ты говоришь – не вечер. – Это их фонари, – ответил Епихин без улыбки. – Жанна... Это их фонари, это их вечер, их закат. – А мы живем на восходе? – Да, мы живем на восходе. – Ох, Епихин, Епихин, – со стоном произнесла Жанна. – Ты мне не первый раз говоришь «остановись»... Так вот, это я тебе говорю – остановись. – Я отнесу эту нервную штуковину, – пообещал он. – Завтра же и отнесу. Человек, который мне ее заказал, был в отъезде. Он уже вернулся. Да, все-таки Михась и Алик заметно изменились. Исчезла легкость, беззаботность, бесшабашность, с которой они одалживали деньги у едва знакомых людей, отдавали долг, когда была возможность, весело орали по мобильным телефонам, встречались с девушками опять же легко и необязательно. А теперь не то чтобы посерьезнели, повзрослели или прониклись какой-то ответственностью за свои слова и поступки, нет, они выглядели какими-то удрученными, вздрагивали от телефонных звонков, а если и поднимали трубку, то старались отойти в сторонку, спрятаться за угол, разговаривали вполголоса. – Смотрю я на вас и думаю, – сказала им как-то Фатима. – Смотрю и думаю, – рассмеялась она, увидев их настороженные лица. – Ну? – сказал Михась. – И какие мысли приходят в твою кудрявую головку? – Мне кажется, что вы разбогатели. – Так, – крякнул Алик. – Из чего это видно? – Так ведут себя люди, которые все время думают, куда спрятать деньги. Сказка такая есть... Может, слышали? – Ну? – Был такой бедняк – веселый озорник, хохотун и затейник. А его соседа, богача, это очень раздражало, поскольку постоянно из открытых окон бедняка доносился веселый, переливчатый смех. И он подарил бедняку сто рублей, старыми еще деньгами, совсем старыми. – И что? – А ничего. Все кончилось. Куда делась его смешливость, его окна теперь были заперты, стоило ему отлучиться, он вешал на двери громадный замок, стал сторониться друзей, и друзья стали поглядывать на него не просто с недоумением, а даже с опаской. – А мы здесь при чем? – Такое ощущение, что с вами произошло что-то похожее. В долг пиво не берете, сдачу не пересчитываете, с сухариками завязали, теперь заказываете фисташки, а они дороже... А где ваш веселый, переливчатый смех? – куражилась Фатима, чувствуя, что ее слова задевают ребят. – Где ваши радостные крики по мобильникам? Вам уже не звонят, ребята! Да и вы, я вижу, тоже не слишком тратитесь на переговоры! – Экономим! – хохотнул сдержанно Алик. – Потому и деньги завелись. – А почему не радуетесь? Может, влюбились? Тогда почему сразу двое и обое? – Ты очень умная женщина, Фатима, – без улыбки сказал Михась. – Так нельзя. Это опасно. – Для кого? – лучезарно улыбнулась Фатима. – Это для всех опасно. И для тебя тоже. – Угрожаете? – Нет, – тяжело покачал головой Михась. – Оправдываемся. – Я не умная, ребята, – посерьезнела и Фатима. – Дело в другом. Просто я слышу людей, вижу людей и не стараюсь вякнуть что-то свое. – И что же ты увидела? Что услышала? – Я вам уже сказала! – Тогда, пожалуйста, по пиву. |